Мистификсация

Колосов Александр

Да уж! Недо­оценил я Андрея... И Тимофея недооце­нил!

– Слушай сюда, ублюдок, - сказал Тим.
– Ничего тебе тут не обломится, хоть лопни! Сашка правильно говорит: поспешил ты. По всему выходит, лю­дишки мы так себе, но на колдуна ра­ботать не будем. Так, парни?!

Ой, что будет! Что будет! Андрон кив­нул утвердительно, серые глазёнки его обрели шершавый холод гранита, по скулам гуляли желваки упрямства и ожесточения. Я свое решение принял сразу, но мне было легче - я догадывал­ся, какой ужас ждет нас в дальнейшем,

и предчувствие это заслоняло собой ныне предстоящий исход.

– Валяй, уродина,- сказал я, - покажи, на что ты способен!

– И покажу, будь уверен, - Кирилл на­лил себе рюмку шартреза, отпил прич­мокнув...

Вторая вилка поднялась над столом и неспешно поплыла к Тимохе, целя ему в правый глаз. Тим схватился за неё ле­вой рукой, попытался отжать, но всё, что ему удалось - немного замедлить движение. Трескучая головня закрути­лась вокруг головы, с каждым новым оборотом сужая круги...

Я откинулся на спинку кресла и с от­чаянием приговоренного к казни со всей силы наподдал ногой по столу сни­зу. Стол наклонился, теряя посуду, но тутже вернулся в прежнее положение и надвинулся на меня, впился углом в правую половину груди. Было не очень больно... пока.

Андрон, не глядя, швырнул в Кирил­ла коробку дистанционного пульта, прыгнул следом, вытянув руки. Даль­ний конец стола приподнялся, прегра­див ему путь, а коробка, заложив изящ­ный вираж, с хрустом разбилась о го­лову Андрона, головня опалила лицо.

Кирилла явно забавляли наши поту­ги; он вольготно развалился на диване, закинул ногу на ногу и не спеша смако­вал ликер. В глазах его тлели огоньки тихого су­масшествия.

– Пожалуй, вы были правы, цыплят­ки, - пропел он, покачивая носком крос­совки, - это гораздо веселей, чем коман­довать такими придурками.

Вилка коснулась века Тимохи, он от­чаянно мотал головой, но проклятый инструмент точно прилип к определен­ному месту. Тимоху было жальче всех; я на секунду забыл о тупой боли в ребрах, дотянулся до его рукава:

– Взяли!

Джинсовка поползла с треском, а я... я просто заверещал, когда треснула моя собственная кость. Сквозь пот, залива­ющий глаза, было плохо видно, чем именно Андрон запустил в Кирилла, отвлекая внимание от тимовского рыв­ка... Вся наша надежда сейчас заключа­лась в правом кармане куртки нашего опера, там, где удобно разместился его неразлучный, "Макаров".

За суетливой неразберихой сопро­тивления никто не слышал, как хлопну­ла входная дверь.

– Так, - раздался негромкий басок, - похоже, гостей здесь не ждали.

Головня шлёпнулась на пол и погас­ла. Левая рука Тимохи с зажатой в ней вилкой отлетела наотмашь, смазав меня по лбу. Стол, в который я упирался ла­донями и коленкой, со скрежетом отъе­хал к дивану. Кирилл, багровея лицом, поднялся на ноги.

В дверях стоял мужичонка с внешностью управдома, изрядно битого жиз­нью... На нём был дешёвый бежевый плащ, на голове - кургузая поношен­ная шляпчонка, на ногах - парусиновые туфли цвета "прощай, молодость". И только

в глазах его было нечто особенное, завораживающе-прицельное.

– Ты кто?
– спросил Кирилл, взирая на пришельца с испепеляющей злобой.

Мужичонка молчком снял шляпу, не глядя, сунул её Андрону, крепко отёр ладонью взопревший лысеющий лоб.

– Назовись!
– потребовал Кирилл.

– Подождите меня на улице, парни, - пробасил наш невольный спаситель.
– Да дверь поплотнее закройте.

Мы с Тимохой не заставили себя долго упрашивать, но Андрон не был бы Андроном, если бы не позаботился о финансах:

– У нас в тайнике пол-лимона, - сказал он упрямо.
– Надо забрать, преж­де чем вы тут всё разнесёте.

– Всё неймётся?
– спросил мужичок, и Андрюха залился пунцовым румян­цем, чего с ним давно не случалось.

– Вы неправильно меня поняли, - де­ликатно покашляв, объяснил он гроз­ному мужичонке.
– Мы хотели бы пре­поднести их на доброе дело...

– Проваливай!- рявкнул "управдом".
– На кой ляд мне ваши ворованные!

Андрон пулей вылетел за дверь, при­крывшись нами, как арьергардом. Мы поспешили за ним.

И тут началось!

Отсветы багрового пламени и сно­пы искр мелькали в окошках с часто­тою пулемётных очередей, от грохота, накатывающегося волнами, закладыва­ло уши. Добротный наш терем трясло и корежило, как эпилептика. Мы взирали на это представление, ужасаясь и вос­торгаясь одновременно, и хотя брен­чавший венцами домишко в любой мо­мент мог, чего доброго сверзиться на наши бестолковые черепушки, никому даже в голову не пришло отойти на бе­зопасное расстояние.

Длилось все это не дольше пяти ми­нут.но запомнилось на все последую­щие жизни. Вот открылась дверь, и наружу выбрался наш нежданный со­юзник, весь мокрый, в клубах дыма и пара.

– Платок у кого-нибудь есть?!
– спро­сил он, в полном изнеможении приса­живаясь на ступени крыльца, я протя­нул ему свой.
– Сейчас разгорится, - сообщил му­жичок, кивнув в сторону двери - Ты, лейтенант, выводи машину и сгоняй на километр-полтора по дороге. Потом развернись, да так, чтобы след почётче оставить, и возвращайся.

Тим понял до донышка; в делах такого рода он крупный спец. Да и мы за время своих махинаций кое в чём подковались. Пока Тимоха выстраивал линию будущей защиты, мужичок инструктировал нас с Андроном.

Потом мы тушили пожар. Потом от­вечали на вопросы полиции, причем наш казначей всем желающим демон­стрировал свою расписку в получении общинных денег на строительство вил­лы и вклад в фирму приятеля.

Но самое сложное заключалось в другом; что делать с ОСА? Как лик­видировать общее имущество и пре­дупредить появление на осколках струк­туры самостоятельных отпочкований?

Впрочем в конце концов все обо­шлось: ОСА самоликвидировалось, строение Подковы продали с молотка, деньги роздали, а наши личные вклады Андрон передал на строительство рай­онной церкви.