Митридат
Шрифт:
Дом без хозяина замер, словно уснул. Окна перестали сверкать огнями, в большой зале против закопченного очага уже не собирались фиаситы для ночных песнопений и уютной трапезы.
– Куда мы едем? – спросил Гиерон, когда они миновали городские ворота и оказались на дороге, уходящей на юг. Слуга был опечален необходимостью покинуть Пантикапей, где оставалась Евпория.
– В Нимфей! – коротко ответил Асандр, неохотно отрываясь от своих мыслей.
– Надолго?
– Там видно будет!..
Слуга понял, что хозяин не в духе, и замолчал. Кони цокали копытами, унося всадников все дальше от городского шума и многолюдья.
Следуя каким-то внутренним побуждениям, он понукал лошадь, поднимал ее в галоп. Гиерон не отставал, они молча мчались навстречу соленому морскому ветру. Асандру показалось, что там, впереди, его ждут счастье и уют тихой жизни. Да и что ему надо, в самом деле? Теперь он достаточно обеспечен и мог бы завести жену, детей… Что он оставил в Пантикапее? Ненависть Парфенокла, борьбу, тревоги! Друзья устроены, они теперь сыты и без него! А сам он сослужил службу городу и стал не нужным никому!.. Странно!..
В душе крепло желание остаться в Нимфее, стать членом местной общины, жить личными радостями в кругу семьи. Видимо, боги указуют ему эту долю!
Однако, прибыв в Нимфей, Асандр убедился, что боги отнюдь не заинтересованы в его благополучии. Раньше боги покровительствовали ему, создали ему ореол удачника. Теперь – отвернулись от него!.. Стало ясно, что ящик Пандоры открыт и то, что случилось, только начало потока неудач, сменивших временные успехи.
Та, ради которой он прибыл в Нимфей, не встретила его в дверях маленького домика, увитого виноградными лозами. Спрыгнув с седла, он быстро вошел внутрь скромного жилища и нашел Икарию лежащей на ложе. Около сидела рабыня, ранее подаренная ей Асандром, с печалью в глазах. Икария приветствовала его слабой улыбкой и мановением иссохшей руки.
– Вот и я! – сказал он приветливо, протягивая руки. – Прибыл к тебе!
– Ты опоздал, – прошептала она запекшимися губами. – Моя земная жизнь кончается!..
Неумолимый недуг, который раньше Асандр принимал за томление одиночества, оказался роковым. За время, пока он плавал в Синопу и занимался делами в Пантикапее, Икария увяла, как цветок. Она умирала.
– Наше счастье не сбылось, – с печалью продолжала она, – но спасибо, что ты вспомнил обо мне и приехал!
– Теперь я независим и свободен от дел, – сказал он, но в ответ получил лишь беззвучное движение бескровных губ.
С невольными слезами он сел у ложа умирающей и смотрел на ее все еще красивое тонкое лицо с печалью и нежностью. На лбу ее выступали капли холодного пота и скатывались по бледным вискам, как слезы.
Так он сидел и смотрел на нее, пока она не уснула вечным сном.
Тогда он поднялся со скамьи и объявил окружающим:
– Дорогая мне Икария умерла, как законная моя супруга!
После чего нанял искусных мастеров, которые возвели пирамидальный памятник у моря над родником, где она часто грустила, ожидая Асандра. На памятнике была высечена надпись, идущая как бы из уст каждого, кто в жаркий день остановится отдохнуть и утолить жажду:
Здесь, у могилы твоей, о Икария,Здесь, о супруга Асандра!Зноем томимый, я к влаге студеной приник!Смерть не затмила твоей добродетельной жизни,Слава о ней не иссякнет, как этот родник!Гиерон, составивший эту надпись, получил золотую монету. Асандр приказал ему заниматься хозяйством в оставшемся после Икарии маленьком имении, а сам коротал время, бродя вдоль берега моря или сидя у памятника в горестном раздумье. Чувство одиночества и пустоты овладело им.
XVII
Предаваясь печальным размышлениям, Асандр не заметил, как в гавань Нимфея вошел корабль с разодранными парусами и следами пожара. Это был один из его двух кораблей, прибывший из Парфения. Асандр вздрогнул от неожиданности, когда его окликнул грубый голос. Он поднял голову и увидел приближающегося Флегонта. Глава перевоза был ранен, хромал. Его левая рука, обмотанная тряпками, висела на перевязи.
– А, это ты? – спросил безучастно Асандр, словно не замечая растерзанного вида неожиданного гостя.
– Это я! Очнись, Асандр!.. Соболезную твоему горю. Гиерон рассказал мне о смерти твоей возлюбленной. Отвлеки сердце от сожалений, умершую не вернешь!
– Ты прав, Флегонт. К сожалению, я не Орфей и не могу спуститься в царство мертвых с целью вернуть в этот мир покойную!.. Но у тебя, как я думаю, есть ко мне дело.
– Дела наши совсем плохие!.. Как я и ожидал, произошло несчастье!
– Говори, я слушаю, пусть будет одним несчастьем больше!
Флегонт сел на ступеньку памятника, отвязал от пояса кружку, напился холодной воды, вытер губы, после чего рассказал все. Рыбаки-перевозчики проведали о том, что Асандр впал в немилость, сочли это за благоприятный случай и обратились к Махару с просьбой восстановить их монопольное право на перевоз через пролив.
– Ну, и Махар принял их милостиво? Отдал им перевоз?
– Да, в том-то и дело! Он выдал им охранную грамоту. А гоплитов, охранявших перевоз, отозвал!.. Мы остались одни!
– Рассказывай дальше, – кивнул головой Асандр, несколько оживляясь.
Флегонт поведал ему, как рыбаки подговорили рабов на кораблях и те подняли бунт в ночное время.
– Это те рабы, которых тебе подарил Митридат, они очень тосковали по родине… Им помогли какие-то бродяги или беглецы, которые появились неизвестно откуда, тоже, как я думаю, не без участия рыбаков. Я подал сигнал к бою, и со своими людьми начал расправляться с бунтарями, и конечно, преуспел бы в этом. Но на берегу загорелось много факелов, собралась толпа рыбаков с копьями и баграми. Я приказал рубить якорные канаты. Мы поспешили выйти в море, но рыбаки преследовали нас на лодках. На передней лодке было знамя! Оказалось, они привязали к наконечнику копья охранную грамоту Махара! Размахивали ею с криками: «Сдавайтесь!.. Сдавайтесь!» На моем корабле начался пожар. Пока мы доставали бадьями морскую воду и заливали пламя, на другом корабле рабы восторжествовали!.. Они перебили наших людей, подняли паруса и ушли в море!