Митяй в гостях у короля

В декабре на Николу, когда белы облака, а мороз жмет бока, солнце над Петербургом ходит низко. И светлого времени бывает всего четыре часа. Директор завода Аринчин стоит у стеклянной двери балкона своего служебного кабинета, смотрит поверх домов, над которыми трепетно и печально догорает вечерняя заря. Внизу в заснеженном сквере чернеют ряды автомобилей. Тронув ручку двери, Аринчин вдруг подумал: «Вот сейчас шагну на

Мысль эта его напугала; он поспешно отошел на средину кабинета, покачал головой: «Ну и ну! Кажется, впервые заходит мне в голову такая гостья».

Потянулся, расправил плечи, и уже уверенным, спокойным шагом подошел к сейфу, достал из него пакет с деньгами. На нем цифра «100 тысяч рублей». Тут же была записка:

«Это ваша зарплата. Можете взять ее себе, а если хотите, выделите из нее часть нужнейшим людям. Для всего коллектива рабочих и служащих денег в банке нет, заказчики не перечисляют плату за произведенную заводом продукцию, а клиенты из Германии и Украины и вовсе порывают контракты.

Председатель АО «Людмила»

Спартак Пап»

Да… Тут есть от чего голову потерять. Четвертый месяц рабочие не получают зарплату. Как и всегда, аккуратно выходят на работу, добросовестно исполняют свои обязанности и только меньше говорят, совсем перестали смеяться, а при встречах с начальством сурово хмурят лица и едва кивают. А недавно он получил приказ: сократить третью часть работающих.

Директор посмотрел на сейф, где лежал пакет с деньгами. И ясная, как луч солнца, мысль опалила сознание: взятка! Это же плата за предательство, которое он должен совершить. И совет нового хозяина одарить нужнейших людей… Это их стиль, повадки зверя. Друг друга покупают. И мне совет: одари ближних, нужнейших. Начальники отделов, цехов… Они получат деньги и поймут, за что им платит хозяин. Интересно, что за птица этот Спартак Пап? На аукционе, где продавался завод, его не было. Но был его представитель. Он выложил тридцать три миллиона долларов и получил контрольный пакет акций. Откуда взял такие деньги — тридцать три миллиона?..

Несколько дней спустя бухгалтер сообщил: Пап — председатель совета акционеров. Так положено по уставу. Кто имеет пятьдесят один процент акций, тот и председатель. Его голос во всем решающий. Он и подписывает бумаги, особенно финансовые.

Министерство и администрация города продали завод за шестьдесят пять миллионов долларов. По каким карманам рассовали эти деньги — неизвестно. На счетах завода их нет. Сумма вроде бы и немалая, но в общем-то смехотворная. Завод строился двести лет, он стал головным по производству радиоэлектронных приборов, микропроцессорных схем высочайшей точности и надежности. Без него нельзя построить ни самолет, ни корабль, ни космический аппарат. И даже автомобиль, и многие бытовые машины не построишь без «Людмилы». Еще вчера перед ней на коленях стояла вся Европа, а нынче… Завод продали за бесценок, отдали почти даром. И кому?.. Человеку, которого и в глаза никто не видел. Говорят, он живёт в Москве, когда-то работал младшим научным сотрудником в институте, а последние несколько лет и нигде не числился на службе. Господи, да что же это делается? Ведь истинная цена завода потянула бы на миллиарды, а тут — шестьдесят пять миллионов. Да и как это можно — продать кому-то «Людмилу»? А если Пап вздумает купить солнце или озеро Байкал?.. Вот это и есть демократия? О, мать-Россия! Много чудес творилось на твоей земле, но такого, кажется, ты ещё не видывала.

По заводу ползли слухи: Пап — родственник какого-то министра по фамилии Хажа. Что же это за зверь такой — Хажа? А поди, узнай. Пап и ещё пятнадцать человек скупили семьдесят процентов акций, остальные тридцать достались рабочим завода и посторонним лицам. Вначале-то работяги смеялись: «Мы тоже капиталисты!» Но совет директоров избрали без них: было какое-то собрание, и там решили, что в совет войдут те, у кого акций на миллион долларов и больше. «На миллион! — слышишь? А у меня на три тысячи рублей. А у тебя?..»

На собрание акционеров рабочих не пригласили. Где ж такой зал возьмешь! Всех-то, акционеров, восемнадцать тысяч! Выходит, и капиталистом можешь быть, а все дела будут решать без тебя. А теперь вот и голод схватил за горло. Многие побежали к окошечку в бухгалтерии, стали сдавать свои акции. И что уж совсем невероятно: участь «Людмилы» постигла едва ли не все заводы Ленинграда. Говорят, недавно сюда приезжал министр Хажа. Он создал совет директоров заводов всего города и назначил председателя — и тоже с шипящей фамилией: Шога. Где только и берут таких? Они, конечно, в Ленинграде и раньше были, но, как змеи, обитали в норах. Теперь же повылезли на свет и на экранах телевизоров мельтешат.

Константин Петрович Аринчин чувствовал себя капитаном корабля, потерявшего управление и несущегося на айсберг. В роли директора он состоит всего лишь три месяца. Прежний директор пытался препятствовать приватизации завода, но с ним случилась страшная трагедия: однажды вечером, когда вся его семья сидела дома у телевизора, во всех комнатах квартиры одновременно раздался взрыв — семья погибла. Это был сигнал для всех директоров заводов в Ленинграде; новые хозяева России давали понять: встанете на пути — вас постигнет та же участь. Кое-кто из директоров ещё пытался сопротивляться, но им стали подбрасывать конверты с валютой — вроде того, что лежит у Аринчина в сейфе. Многие дрогнули: позволили продавать свои предприятия, втайне от рабочих снимали уникальные станки, отправляли их предприимчивым забугорным дельцам. Россия пошла с молотка, и очень скоро некогда уникальные питерские заводы стали походить на брошенные автомобили, из которых вытащили стекла, фары, сняли резину. Всё это называли реформами.

А тут ещё и новая беда: вечером Аринчину позвонили из Москвы, приказали сократить численность рабочих на тридцать процентов, преобразовать Конструкторское бюро в отдел и оставить в нём всего лишь десятую часть конструкторов.

— Чей это приказ? Кто со мной говорит?

— Приказал Спартак Пап.

Наступила пауза; видимо, оппонент не хотел называть свою фамилию, но потом, все-таки, назвался:

— Главный советник председателя Ханциревский.

Русские люди заметили: наверху замелькали не только шипящие фамилии, но и такие, в которых слышится шах, хан, бек. Даже лидер коммунистов Зюганов — тоже ган, почти хан. А в Думе за столом председателя долго сидел Хасбулатов — хитрый мужичонка, коварный. Потом сказали: чеченец! Батюшки мои! — чеченца нам не хватало. А потом выяснилось, что и в армии… всеми сухопутными силами командует черкес, женатый на чеченке. У них у всех и физиономии-то не наши… красные они, мордатые, а глаза черным огнем горят. Будто снова на нас… монгольская рать навалилась.

Аринчин хотел возразить, но Хан закричал:

— Не надо много слов! Помните: вы — администратор и акций у вас всего полпроцента.

Приказы короткие, словно пистолетные выстрелы, но как их выполнить? Из двухсот конструкторов оставить тридцать! Но это же разгром уникального коллектива инженеров! Благодаря им, «Людмила» стала мировым центром по изготовлению электронного оборудования. Общее число работающих на заводе — двадцать тысяч человек. Цеха завода распростерлись на огромной площади северо-запада Петербурга. Вокруг широко раскинулся прекрасный жилой район: проспекты, улицы, бульвары, рядом лесопарк. Сократить третью часть работающих! Кого сокращать? Мастеров редких профессий, инженеров и техников, посвятивших жизнь электронике. Куда они пойдут? Чем будут кормиться?..

В кабинет без стука и разрешения вошел главный конструктор завода Владимир Иванович Слепцов. Молча опустился в кресло под большим портретом, изображавшим создателя их предприятия, немца петровских времен, основавшего на территории нынешней «Людмилы» небольшую мастерскую по производству гильз для первых в России папирос. Потом его наследники поставили здесь свечную линию, а уж затем, с изобретением электричества, рядом со старыми мастерскими был построен цех для изготовления электрических ламп. Один из последних хозяев назвал завод по имени своей дочери Людмилы.