Младшенький
Шрифт:
— Сейчас, сейчас, мои хорошие, — прошептал Альберт Бим.
С какой‑то истовой теплотой они вглядывались в окружающие лица‑маски. Потому что их вдруг осенило: пусть они всю жизнь думали только об удовольствиях, зато никому не причинили зла!
Каким‑то чудом — такое возникло ощущение — они за всю жизнь не нанесли друг другу ни одной обиды, а мелкие царапины давно зажили, и теперь, сорок лет спустя, их дружбу скрепляли три любовных истории.
— Друзья, — подумал вслух Альберт Бим. — Именно так. Мы настоящие друзья!
И верно: много лет назад, когда он полюбовно расставался с одной из этих красавиц, ей на смену приходила другая, еще милее. Он умел так безошибочно выбирать для них время на часах жизни, что каждая ощущала свое женское превосходство, а поэтому не мучилась ни страхом, ни
На их лицах расцвели улыбки.
Какой он все‑таки славный, как щедр на выдумку: пока не состарился, успел подарить каждой из них неизмеримую, безграничную радость.
— Альберт, голубчик, не тяни, — сказала Кора.
— Зрители в сборе, — сказала Эмили.
— Где же Гамлет?
— Готовы? — спросил Альберт Бим. — Можно начинать?
Он помедлил, ведь ему предстояло в последний раз себя показать или проявить — это уж как получится, — прежде чем исчезнуть в коридорах истории.
Дрожащие пальцы, которые с трудом вспоминали разницу между молнией и пуговицами, взялись за фалды халата, как за полотнища театрального занавеса.
А из‑за сомкнутых губ грянули бравурные аккорды.
Дамы встрепенулись и подались вперед, вытаращив глаза.
Потому что наступил тот желанный миг, когда логотип «Уорнер Бразерс» сменяется титрами под искрометные фейерверки духовых и струнных Стайнера [1] или Корнгольда. [2]
Что же это было — симфонический вал из «Мрачной победы» [3] или «Приключений Робина Гуда»? [4]
Партитура из «Елизаветы и Эссекса», [5] «Вперед же, странница» [6] или «Окаменевшего леса»? [7]
1
Стайнер, Макс (Максимилиан Рауль Вальтер Штайнер, 1888‑1971) — американский композитор австрийского происхождения, ученик Брамса и Малера; с 1929 г. написал музыку более чем к 250 кинофильмам.
2
Корнгольд, Эрих Вольфганг (1897‑1957) — американский композитор чешско‑австрийского происхождения; известен как музыкой для кино (преимущественно приключенческого), так и камерной, симфонической и др.
3
«Мрачная победа» (1939) — драма Эдмунда Гулдинга с Бетт Дэвис, Джорджем Брентом и Хамфри Богартом в главных ролях; в роли второго плана снялся Рональд Рейган, музыка Макса Стайнера.
4
«Приключения Робина Гуда» (1938) — классический фильм Майкла Кертица и Уильяма Кейли с Эрролом Флинном, Оливией де Хэвиленд и Бэзилом Рэтбоуном в главных ролях; за музыку к этому фильму Э. В. Корнгольд получил «Оскар».
5
«Елизавета и Эссекс» (1939) — историческая драма Майкла Кертица с Бетт Дэвис, Эрролом Флинном, Оливией де Хэвиленд и Винсентом Прайсом в главных ролях; музыка Э. В. Корнгольда.
6
«Вперед же, странница» (1942) — психологическая драма Ирвинга Рэппера с Бетт Дэвис в главной роли; за музыку к этому фильму Макс Стайнер получил «Оскар».
7
«Окаменевший лес» (1936) — криминальная драма Арчи Майо с Лесли Говардом, Бетт Дэвис и Хамфри Богартом в главных ролях; музыка Бернхарда Кауна.
Окаменевший лес! Губы Альберта Бима изогнулись в ухмылке от этого каламбура. Прямо о Младшеньком, не в бровь, а в глаз!
Музыка все нарастала, достигла кульминации
— Та‑рам! — пропел Альберт Бим.
И раскрыл занавес.
Дамы закричали в притворном ужасе.
Потому что перед ними предстал исполнитель главной роли в спектакле «Откровение» — Альберт Бим II.
Он же — по праву гордый собою — Младшенький.
Не выходивший на люди много лет, он цвел, как фруктовый сад, как райские кущи.
Сам себе и Змей, и Яблоко?
Именно так!
Через сахарные головы женщин пронеслись сцены из «Кракатау, извержение, которое потрясло мир». Из старинных стишков выпрыгивали строчки наподобие «Деревья создает лишь Бог». [8] Кора, судя по всему, припомнила партитуру «Последних дней Помпеи», Элизабет — музыку из «Подъема и разрушения Римской империи». [9] Эмили, которая от неожиданности перенеслась в 1927 год, бубнила дурацкие слова «Счастливчик Линди… „Дух Сент‑Луиса“, плыви в вышине… крепись, мы с тобой». [10]
8
«Деревья создает лишь Бог» — заключительная строчка стихотворения «Деревья» (1917) американского поэта Джойса Килмера (1886‑1918).
9
«Подъем и разрушение Римской империи» — см. «Упадок и разрушение Римской империи» (3 тт., 1776‑1781) английского историка Эдварда Гиббона (1737‑1794).
10
…«Счастливчик Линди… «Дух Сент‑Луиса», плыви в вышине… крепись, мы с тобой». — Из песни Вольфа Гильберта и Абеля Баэра «Счастливчик Линди», посвященной полету Чарльза Линдберга на самолете «Дух Сент‑Луиса» — первому в истории трансатлантическому перелету (1927).
Потом трио затихло, чтобы не спугнуть священный утренний час, время восхищения и любования. Подруги застыли, словно идолопоклонницы перед Источником, перед Святыней, наблюдая дивное сияние и беззвучно молясь, чтобы этот миг продлился.
И он продлился.
Альберт Бим на пару с Младшеньким стояли перед залом по стойке «смирно»; ветеран ухмылялся в открытую, а юниор — исподтишка.
На женские лица легла тень прошлого.
Каждой вспомнился Монте‑Карло, Рим или Париж, где они как‑то ночью, сто лет назад, танцевали в фонтане отеля «Плаза» вместе со Скоттом и Зелдой. Перед ними проплывали многие солнца и луны; если что‑то и застило им глаза, то не ревность, а только прошлые жизни, которые вернулись и соединились в круг.
— Ну, — выдохнули наконец все вместе.
Каждая из подруг сделала шаг вперед, чтобы легонько поцеловать в щеку Альберта Бима и наградить улыбкой сначала его, а потом Инфанта, Дражайшего Члена Семьи, который заслуживал ласки, но пока оставался неприкосновенным.
Греческие музы, отставные фурии, античные весталки отступили для обряда прощания.
И тут хлынули слезы.
Сначала у Эмили, потом у Коры, потом у Элизабет — каждая припомнила себя глупой девчонкой, которая попала в ночную аварию, но вышла из нее без увечий.
Альберт Бим смотрел на эти бурные, соленые реки, и у него тоже брызнули слезы.
Скорбел ли он о прошлом, которое не было усыпано розами, или радовался настоящему, такому благостному и притягательному — кто знает. Все четверо плакали, не зная, куда девать руки.
Через некоторое время они стали исподтишка коситься друг на друга, как дети, которые смотрят в зеркало, чтобы уловить загадочную недоступность слез.
На стеклах очков у всех блестели соленые искры.
— Ой, ха‑ха‑ха!
Оглушительный смех рассыпался, как несносный попкорн, по всему дому.
— Ой, хи‑хи‑хи!
Они закружились на месте. Они топали ногами, чтобы дать выход лавине веселья. Они не могли сдержаться, как допущенные на чопорную церемонию чаепития ребятишки, у которых любое сказанное слово вызывает приступы хохота, до ломоты в костях, так что хочется только выбраться из‑за стола, чтобы бродить кругами, словно в тумане, лопаясь от потехи, а потом упасть на пол и захлебнуться от смеха.