Млечный Путь
Шрифт:
– Как они реагируют на видеозаписи вашего разговора?
– Я не раз им их демонстрировал. В основном, шокируются. Как бы ты, Тони, отреагировал на сообщение о том, что у нас была личная встреча и беседа позавчера?
– У нас её не могло быть, так как ты находился далеко отсюда.
– Вот и они не могут
– Ты уверен, что не борешься с ветряными мельницами? – с серьёзным видом спросил Бернс. Но, заметив некоторую досаду на лице Джонсона решил немного смягчиться. – Никогда не понимал, почему это выражение так крепко засело в умах людей. Абсолютно сумасшедший
– Этот вопрос я задаю себе регулярно. И так же регулярно нахожу аргументы, что эти истории – не плоды фантазии несправляющегося мозга человека с безграничным объёмом получаемой информации. Все они имеют общие корни, общие подробности.
– Почему ты не думаешь, что все они черпают свои легенды из одного информационного ресурса? Сегодня это проще, чем налить себе кружку горячего травяного напитка.
– В первую очередь, я оцениваю не слова, а их поведение. Их жесты, движения, речевые обороты и тому подобное. Я почти всегда на какое-то время отключаю своего внутреннего переводчика и слушаю их, так сказать, в оригинале. Иногда возникает такое чувство, что им тяжело произнести отдельные слова просто потому, что их мышцы языка не привыкли к этим словам.
– А чему ты удивляешься? – Спросил Тони. – Если они, по большей части, говорят на родном языке, а тебе решили поведать свою ересь, как ты говоришь: «в оригинале».
– Согласен. Только очень уж у некоторых из них складно получается. Как будто они действительно учили язык. Ведь отключены же во время нашего разговора от чипа, который помогал бы им всецело. А раз отключены, но при этом свободно владеют древним языком, значит много практиковались и мышцы лица должны были натренировать. А тут, будто впервые в жизни произносят отдельные слова. Как с синтетической кашей во рту.
– Так ведь, большинство из них пережили какие-то аварии или серьёзные травмы. Повреждается мозг. Отключаются мышцы, – Бернс немного подался вперёд как бы прислушиваясь к собеседнику.
– Это было бы справедливо, если бы они все получали черепно-мозговые травмы. Только доктора далеко не всегда их фиксируют. Самому не хочется в это верить. Кажется, что все они действительно жили в прошлом и каким-то образом оказались в нашем времени.
– Ты имеешь ввиду, их сознание жило в прошлом?
– Душа, разум, как угодно. Тело, так сказать, местное, а сознание – чужое.
– У вас совпадают с доктором наблюдения.
– С каким доктором? – не понял Макс.
– С которым ты сегодня должен будешь встретиться и пообщаться с его пациентом. Вот подробности, – Тони отправил Максу информацию о проведённой беседе с начальником больницы.
Джонсон уставился в одну точку. Со стороны могло показаться, будто система оперативного работника зависла, не обращая внимания на внешние команды. На самом деле Макс бегло просматривал полученные данные.
– Интересно, – наконец произнёс он. – Надо бы поторопиться. Пока он не вернулся и не забыл, чего он там наговорил доктору.
– Два месяца, –
– И это ещё интереснее, – нетерпеливо заёрзал на стуле Макс.
– Да, ты не срывайся пока с места. Бедолагу как раз ещё часа три будут тестировать, – спокойно сообщил Бернс, кинув взгляд на напольные часы. – Без возможности каких-либо с ним контактов.
Несмотря на век тотальной компьютеризации, Тони любил настоящие антикварные вещи из прошлого. Особенно такие, как эти механические часы с крупными цифрами и серыми стрелками, неспешно идущими по кругу.
Суровому внутри и дружелюбному снаружи, знающему цену времени, начальнику доставлял удовольствие тот факт, что он может потратить минуту-другую, чтобы совершить обряд взвода пружины в часах. В эти мгновения он старался не думать ни о чём. Лишь созерцание фактического действия. Своего рода медитация, позволяющая немного разгрузить голову, прекратить мысленный хаос, обуздать беспокойный ум.
– Ясно, – немного успокоился Макс и опять откинулся на спинку стула. – Кстати, я не заметил в пакете данных, котором ты мне отправил несколько минут назад, упоминаний о том, что пациент как-то проявлял себя до фиксации выхода из комы. Это, в общем-то, логично. Значит, он мог стать моим «клиентом» буквально вчера. Совсем не обязательно, что всё время, проведённое в коме, он уже находился в чужом теле. Его сознание, вернее.
– Приборы ни разу не зафиксировали остановку сердца, пока он был в бессознательном состоянии.
Макс несколько секунд пытался понять сказанное его начальником, потом спросил.
– Почему ты думаешь, что переселению всегда предшествует остановка сердца?
Джонсон прямым изучающим взглядом впился в лицо Бернса, сосредоточенно стараясь не упустить ни одной мельчайшей реакции его тела.
Такой профессионал, как Тони Бернс, впрочем, способен контролировать практически любые реакции своего организма на внешние факторы. Да, и оснований не доверять своему начальнику у Макса не было. Однако что-то вызывало беспокойство, машинальное подозрение.
Вероятно, всё, что хоть немного кажется ему непонятным мгновенно вызывает настороженность и приводит нервные клетки в боевую готовность. В его работе это более, чем полезное качество. Выработанное годами и во многом позволившее ему не только добиться таких успехов по службе, но и элементарно сохранить свою шкуру в целости и сохранности.
– Вот и скажи мне, предшествует или нет. Ты же ведёшь это направление, – Бернс уверенно откинулся на спинку, наблюдая за реакцией своего подчинённого.
Макс отвёл взгляд и снова занялся своими мыслями.
– Должен быть момент перехода от одного состояния мышления в другое. Из настоящего в прошлое. Как правило, это происходит в тот момент, когда человек приходит в себя после случившегося, – начал размышлять Джонсон вслух. – В редких случаях изменению сознания ничего с виду не предшествует. Сами они, разумеется, тоже не могут ничего сообщить о событии, произошедшем с ними тут – в настоящем.
Тони спокойно и с интересом наблюдал за ходом мыслей Макса.