Мне – 65
Шрифт:
– Да нет вроде…
– Куда смотришь, впереди!
Улица впереди опустела, а навстречу нам идет группа крепких парней рабоче-крестьянской внешности, одеты тоже по рабоче-крестьянски, да и лица у всех рабоче-крестьянские с характерными низкими лбами и широкими челюстями.
Мы попытались попятиться, повернулись, Анатолий ахнул, с той стороны улицы надвигается еще одна группа. Там человек десять с красными повязками на руках. С собой тащат троих подростков, у двоих кровь течет по лицам, у всех троих разорваны рубашки.
Ладно,
В паспорте заменили «Кагановический район» на «Киевский», а московский метрополитен спешно переименовывают из «имени Кагановича» в «имени Ленина». Получается смешно: «метрополитен имени Ленина ордена Ленина», но мы скоро привыкли, а новое поколение вообще не будет замечать шероховатости.
По всей стране спешно сбивают с улиц таблички с именами опального кремлевского градоначальника, меняют учебники, из энциклопедий выдирают портреты Кагановича и статьи о нем, уничтожаются его книги, а также книги о нем, его многочисленные портреты.
Нам все равно, эти побоища наверху нас не касаются. Нас больше интересуют новости о строящейся китобойной флотилии «Слава», что вот-вот выйдет в просторы океана «…у кромки льдов бить китов, рыбьим жиром детей обеспечивать», как сразу же запели в песне, что стала сверхпопулярной.
Может быть, из-за того, что ее с утра до вечера крутили по радио?.. Но ведь в самом деле неплохая песня.
А потом пошли новости перед каждым сеансом в кинотеатре о том, как китобойная флотилия вышла в океан и начала китовый промысел. Во всех роликах новостей показывают, как китов бьют, как волокут к кораблю-матке, как поднимают на борт, а там огромными секирами распластывают огромные туши, обнажая красное мясо и белесый жир.
Вся палуба залита жиром, счастливые рабочие ходят в резиновых сапогах, а капитан флотилии, стоя на разделываемой туше, радостно докладывает, что сегодня убили на тридцать китов больше, чем вчера, месячный план будет точно перевыполнен!
Корабль-матка – это огромная специализированная плавучая фабрика для разделки китов, там огромные емкости для складирования отдельно мяса, отдельно – жира, ценнейший китовый ус – тоже отдельно, а окровавленные скелеты тут же специальными лебедками поднимаются и сбрасываются за борт.
После первого же возвращения китобойной флотилии в порт во всех магазинах появилось китовое мясо. Женщины сперва брезговали, покупали его собакам, но потом привыкли, мясо оказалось совсем неплохое, только темнее обычного, мы ели его с аппетитом, а по цене оно значительно уступало телятине, а говядине так и вовсе.
Профессия китобоя стала такой же романтичной, как летчика или полярника. О китобоях слагали стихи и пели песни, торопливо писали романы, ставили пьесы, их рисовали на крупных полотнах художники и получали за это Сталинские премии, переименованные в Государственные.
Потом было время, когда все продовольственные магазины вдруг завалили кониной. Это мясо, в отличие от китятины, понравилось сразу: сухое, без жира, хорошо готовится, из него можно приготовить все, что из привычной телятины.
Затем конское мясо исчезло, а еще позже так же незаметно ушло и китовое. Из «Новостей дня» ушли радостные репортажи о забитых китах.
Оказалось, что все больше влиятельных международных организаций выступают за запрет на добычу китов. Тех с каждым годом все меньше и меньше. Особенно свирепствует на морях и океанах Япония, она начала раньше всех, на ее долю приходится больше половины всех убиваемых китов. На долю СССР – меньше всего, так как русские спохватились позже всех и построили мощную флотилию тогда, когда под давлением мирового общественного мнения фактически уже был предрешен запрет на добычу китов.
В конце концов добычу китов запретили. СССР и Япония попробовали было продолжить сами, но их прижали экономическими санкциями, от которых потерь больше, так что однажды наша первоклассная флотилия, специализированная под добычу китов, вернулась, не заполнив трюмы и до половины, после чего ее поставили на прикол.
Огромная специализированная фабрика по разделке китов даже не успела себя окупить, долгие годы стояла у причала, потом, говорят, то ли сгнила, то ли рассыпалась, проржавев до последнего клочка металла.
На Западе появились некие сумасшедшие, что доказывают, будто охоту на диких животных надо ограничивать. В необъятной Африке, где видимо-невидимо слонов, носорогов и бегемотов, не говоря уже о стадах жирафов, оленей или прочей мелочи, начинается чуть ли не истребление слонов из-за слоновой кости, а носорогов убивают тысячами из-за его рога, который признан целебным.
Мы смеялись, смеялись, смеялись, но потом это пришло и к нам. Самые сумасшедшие договорились уже до того, что даже волк полезен, мол, санитар леса. Прозвучало незнакомое слово «экология», которое как-то незаметно вошло в жизнь и кое-где сумело навязать свои нормы.
В Африке и Индии планируют учредить пару заповедников, где животных убивать будет нельзя. Дескать, Африка велика. Во всех остальных частях можно, а здесь будет нельзя. Это вызвало бурю негодования, многие просто не могут понять, как это нельзя будет стрелять в бродящего на свободе слона или носорога.
В газетах возникали дискуссии: мол, одно дело – нельзя стрелять в собаку, которая кому-то принадлежит, но бродячих собак отстреливают. Так же точно можно охотится на диких зверей в любой точке планеты, объявлена эта территория заповедником или нет…