Мне некогда! В поисках свободного времени в эпоху всеобщего цейтнота
Шрифт:
Но если исследования показывают, что это совсем не так и матери на самом деле проводят все больше и больше времени с детьми, причем достаточно насыщенно, то почему столько людей верит в эти сказки?
Многие – исключительно на основании стереотипа. А на других повлияли результаты исследования, проведенного не кем иным, как моим старым знакомым Джоном Робинсоном из Университета Мэриленда, который настаивает, что у женщин есть тридцать часов свободного времени в неделю. В 90-х годах прошлого века Робинсон заявил, что в 1985 году, по сравнению с 1965 годом, количество времени, проводимого матерями с детьми, упало на целых 40 %. Средства массовой информации буквально сошли с ума: они процитировали эту статистику в более чем пятидесяти статьях и нескольких книжных изданиях, осуждая «вечно отсутствующих» матерей, оставивших без присмотра детей, что, по их мнению, привело к тяжелым последствиям для общества {309} .
309
Ann Crittenden. The Price of Motherhood: Why the Most Important Job in the World Is Still the Least Valued (New York: Henry Holt, 2001), 19; также 277n12.
Но была одна проблема. Статистика оказалась неверной.
Робинсон
310
Whitman. The Myth of AWOL Parents // Chira, A Mother’s Place, 160–162.
47
Энн Криттенден – американская писательница, в прошлом экономический корреспондент The New York Times и номинант на Пулитцеровскую премию.
311
Crittenden. Price of Motherhood, 278.
312
Bianchi, Robinson, and Milkie. Changing Rhythms, таблица 5A-1. Но даже не осознавая, какой безумной может быть жизнь, где требования ко времени настолько высоки, женщины – носительницы культа «идеальной матери» рассматривают вечно спешащих работающих матерей как заслуживающих такой участи. См. Robert Pear. Married and Single Parents Spending More Time with Children, Study Finds // New York Times, October 17, 2006 // www.nytimes.com/2006/10/17/us/17kids.html?pagewanted=all&_r=0.
Джин-Энн Сазерленд, социолог из Университета Северной Каролины, говорит, что живучий, вредный и отчасти подсознательно развивающийся стереотип, что работающие матери – плохие матери, и их попытки доказать обратное приводят к появлению чувства вины. Справедливости ради стоит отметить, что этому чувству подвержены и матери-домохозяйки, ведь они стремятся к идеалу, а достичь его невозможно. Сазерленд начала изучать вопросы гиперопеки и связанного с этим чувства вины, когда у нее самой появился первенец. «Я чувствовала вину все время. Из-за того, что оставалась дома. Из-за того, что работала», – говорит она. Но как только она начала опрашивать женщин с детьми, ей разу же стало понятно, что в попытках достижения высочайших стандартов идеальной матери они все испытывали чувство вины вне зависимости от того, что делали. «Каждая думает, что у других это получается лучше. Как будто на собрании мам вам говорят: “Посмотрите, здесь среди нас только 2 % хороших матерей. Остальные не справляются. И это не смешно!”», – говорит Сазерленд.
Даже сейчас, спустя четырнадцать лет после начала исследований, она не избавилась окончательно от этого стереотипа. «У меня есть подруга, у которой трое детей. На заднем дворе у них живут куры. Дети катаются на роликах по дому. У них девять кошек. Представляете себе обстановку? Но у них дома на самом деле весело и царит свободная атмосфера. А у меня одна дочь. Я мать-одиночка. Я люблю посмотреть кино. У меня в доме всегда чисто. И я очень часто говорю себе: “А не следовало бы мне быть проще и делать все, что хочется? Наверное, и мне стоило завести кур?”».
Когда моя мать была ребенком, в 30–40-х годах прошлого века, у нее была лишь одна вечеринка, посвященная дню рождения, и то она ее пропустила, потому что осталась в кино на второй сеанс. Когда росла я, это были 60–70-е годы, наши дни рождения были очень простыми: дети приглашали домой нескольких друзей, все садились за стол, ели домашний торт, играли во что-нибудь вроде жмурок, а именинница получала незатейливые подарки, например скакалку. Но для моих детей, росших в двухтысячные, дни рождения были очень важными мероприятиями, которые иногда приходилось планировать целыми неделями. Все началось с того, что нас пригласили на день рождения к годовалому малышу. Мой сын был тогда еще совсем маленьким. И на той вечеринке я поняла, что мои познания о мире детей безнадежно устарели. Там были пони. Когда пришло время праздновать день рождения Лайама, я чувствовала, что нужно пригласить на его вечеринку артиста, который будет всех развлекать. Я купила в кондитерском магазине торт. Великолепный, с глазурью, в форме детских подарков. Я прекрасно понимала, что малыши не в состоянии оценить всю эту красоту, а вот испачкаться и облизывать грязные пальцы – запросто. Я помню, как смотрела на себя будто со стороны. Я знала, что это смешно, но я не могла поступить иначе.
Затем у нас были дни рождения – спектакли, спортивные вечеринки в ближайшем досуговом центре, вечеринки «астронавтов», вечеринки-мюзиклы, а еще тусовки на картодроме и дискотеке. Добавлю еще чайные вечеринки и праздники с приготовлением сладостей. Апогея мы достигли, когда устроили масштабное детское представление, имитировавшее высадку войск союзников в Нормандии в 1944 году на восьмой день рождения сына, большого поклонника Второй мировой войны, и когда взяли напрокат пластиковые античные колонны, превратив задний двор дома в Олимп, чтобы моя дочь отметила день рождения в образе древнегреческой богини.
Мне даже стыдно писать о том, что мы, вернее я, делали для детей. В то время нам казалось это нормальным: вечеринки в «гавайском» стиле, выезды на природу, научные эксперименты. Просто так поступали все. Маркетологи выяснили, что в среднем родители тратят сотни долларов на создание праздничной атмосферы на днях рождения детей {313} . Телеканал Learning Channel однажды показал шоу «Невероятные детские вечеринки», в котором было все: красные дорожки, спа, колесо обозрения, цирковые клоуны, полеты на самолете, поездки на пожарных машинах и тусовки на 350 человек стоимостью от 30 до 60 тысяч долларов. «Я сделаю все что угодно для своих детей», – заявляла с экрана одна мать {314} . Карен Граф тоже потратила не одну сотню долларов, чтобы сделать вечеринку своему сыну не хуже, чем у его друга. Возможно, таким образом мы – родители – снова переживаем свои детские годы, как полагают некоторые ученые. Социологи же утверждают, что такими вечеринками мы стремимся продемонстрировать свой статус другим родителям. Что касается меня, то у меня и в мыслях не было пережить собственное детство еще раз или что-нибудь продемонстрировать соседям. Скорее я старалась показать окружающим, что я тоже хорошая мать, несмотря на то что работаю, и что я очень сильно люблю своих детей.
313
Punchbow. Birthdays by the Numbers: 20 Facts and Figures (Framingham, MA: Punchbowl, Inc., 2010) // www.punchbowl.com/trends/thanks/birthdays-by-the-numbers-20-facts-figures.
314
Janet Bodnar. Outrageous Kid Parties // Kiplinger (blog), March 28, 2011 // www.kiplinger.com/columns/drt/archive/outrageous-kid-parties.html.
И потом, не будем забывать о страхе. Страхе перед будущим.
Как говорит Маргарет Нельсон, социолог Миддлбери-колледжа из Вермонта и автор книги Parenting Out of Control («Воспитание без контроля»), матери начали испытывать беспокойство в начале 70-х годов прошлого века, когда стабильно оплачиваемые рабочие места перестали быть таковыми из-за закрытия производств или переноса их за границу. Вместе с этими изменениями на рынке труда появилось множество социологических исследований, в которых говорилось, что в течение жизни выпускники высших учебных заведений зарабатывают в среднем на один миллион долларов больше, чем люди со средним образованием {315} . Все стали считать получение высшего образования единственным путем к вершине. Родители теперь напрямую связывали элитарность вуза с успешным будущим своих детей. «Интеллигенция и средний класс были первыми, кто отреагировал на новый тренд. Они хотели быть уверенными, что их дети не останутся на обочине жизни. А уровень конкуренции повысился, потому что ставки были слишком высоки», – рассказала мне Маргарет Нельсон.
315
Anthony P. Carnevale, Stephen J. Rose, and Ban Cheah. The College Payoff: Education, Occupations, Lifetime Earnings // Georgetown University Center on Education and the Workforce, August 5, 2011.
Мы боимся еще и того, что недостаточно развиваем интеллектуальные способности своих малышей {316} . Вес детского мозга на четверть меньше взрослого, но работает он в два раза активнее. Каждый нейрон становится сильнее и мощнее, формируя нервные волокна и создавая десятки тысяч новых ответвлений с огромной скоростью. Это квадриллион новых нервных связей – вдвое больше того, что есть у взрослого человека. И представьте себе, все это формируется к трем годам {317} . Нас, матерей, учат, что мы должны правильно стимулировать эти связи, иначе они навсегда пропадут, когда младенец подрастет. Поэтому, чтобы не быть плохой матерью, снижающей потенциал развития собственного чада, нужно обязательно развешивать над головой ребенка цветные кружочки, ставить Моцарта или показывать ему видеоролики из серии «Маленький Эйнштейн», которые похожи на что-то вроде «кислотного» концерта группы Grateful Dead [48] {318} .
316
Glenda Wall. Mothers’ Experiences with Intensive Parenting and Brain Development Discourse // Women’s Studies International Forum 33, no. 3 (2010): 253–263 // www.dx.doi.org/10.1016/j.wsif .2010.02.019.
317
Kim John Payne and Lisa M. Ross. Simplicity Parenting: Using the Extraordinary Power of Less to Raise Calmer, Happier, and More Secure Kids (New York: Ballantine Books, 2010), 177.
48
Grateful Dead – американская рок-группа с солистом Джерри Гарсией, основанная в 1965 году в Сан-Франциско.
318
Alex Spiegel. «Mozart Effect» Was Just What We Wanted to Hear // Morning Edition, National Public Radio, June 28, 2010 // www.npr.org/templates/story/story.php?storyId=128104580. И не только матери. Губернаторы штатов Джорджия и Теннесси даже стали дарить компакт-диски с записями Моцарта каждому новорожденному ребенку в этих штатах. «Эффект Моцарта» был обнаружен в результате исследования тридцати шести студентов колледжей. Те, кто слушал Моцарта в течение десяти минут, лучше выполняли тесты на пространственное мышление, чем студенты, которые находились в тишине или слушали запись монотонной речи.
Все остальное тоже нас сильно беспокоит. Это принимает такие гипертрофированные формы, что писатель Иден Кеннеди высмеяла подобное поведение в книге Let’s PANIC About Babies! («В панике из-за детей»). Она говорит, что мы боимся не приобрести тесной связи с детьми – такой, какую хотели бы сами иметь со своими матерями, поэтому мы проводим очень много времени с малышами. Мы не доверяем системе школьного образования, поэтому заставляем детей много учиться сверх школьной программы. Мы с ужасом следим за новостями, рассказывающими о похищениях детей {319} . Поэтому мы держим их поближе к себе, устраиваем детские праздники, гуляем с ними в парках и заполняем им время полезными занятиями. И есть опасение, как утверждает Карен Граф, что в нашем непредсказуемом мире никто больше не знает формулу успеха. Кеннеди говорит: «Я чувствую, что если я не подготовлю ребенка к жизни во взрослом мире правильно, то у него ничего не получится. Никто не дает никаких гарантий. Ему нужно твердо стоять на ногах и быть разумным, поэтому я просто обязана сделать все, чтобы он прошел этот тест по математике на отлично».
319
Payne and Ross. Simplicity Parenting, 179. Они отмечают, что более 95 % пропавших детей – это дети, убежавшие из дома и вернувшиеся в течение нескольких дней, остальные – в основном жертвы споров об опеке, и лишь очень небольшой процент пропавших детей был вызван теми обстоятельствами, которых боится каждый родитель.