Мне отмщение
Шрифт:
Мне - отмщение
Дарион
Яркое солнце и синее небо подчеркивали обреченность города: разбитые стены, проломленные крыши башен... и кое-где - копоть на белом камне. Все утро работали катапульты, и разрушений существенно прибавилось. Но город по-прежнему был красив, и стройность его башен завораживала взоры чужаков.
Еще немного - и осажденные сдадутся на милость победителей. А если нет... что же, они горько пожалеют об этом, потому что тогда гара Морган и гара Райвен не пощадят никого.
В городе это понимали - слава Ворона Оккинсета и Волка Раэтаны разнеслась далеко. Но вот уже идет второй месяц осады и десятый день непрерывного штурма, а гарнизон Дариона
...Тысячники-катэй вполголоса обсуждали диспозицию, разглядывая карту. Гара сидел в кресле и, казалось, дремал... но все прекрасно знали, что он внимательно слушает. Вчера катэй Терсан предложил устроить дарионцам пекло - зря, что ли, везли с собой бочки с нафтой? Другие тысячники его поддержали - всем уже эта осада надоела, нужно было двигаться дальше, вглубь Сайнда, а не топтаться на месте. Гара Моргану стоило лишь приказать начать обстрел - и Дарион падет.
Катапульты расстреляли запас камней и отошли, зато к воротам подкатили таран. Защитники города сбрасывали камни и лили расплавленный свинец и смолу на головы врагам, обстреливали лагерь из фрондибул - словом, все как обычно.
Но Райвен знал, что это последняя агония. У защитников города почти нет воды - землекопы Оккинсетской армии насыпали дамбу и сумели отвести реку в сторону. С тех пор прошло уже пятнадцать дней.
Город стоит на возвышенности, там нет колодцев, а воду дарионцы брали из подземных цистерн, куда она поступала по трубам из реки. Теперь запас должен подойти к концу.
Высокий мужчина в синем плаще поверх чешуйчатого серебристого доспеха наблюдал за штурмом, стоя на соседнем холме, в ставке гара, предводителей войска. Он, как и Райвен, тоже видел, что городу приходит конец.
– Дариону немного осталось, скоро над ним поднимется раэтанское знамя, - сказал стоящий рядом Райвен.
– Ты можешь быть доволен, Морган.
– Неужели?
– несколько рассеянно отозвался Морган, отбрасывая за спину длинные черные волосы. Ветер снова растрепал их.
– Чем я должен быть доволен? Тем, что ты готов ползать на брюхе перед этим безумным старикашкой, которого мы, к сожалению, должны называть великим князем? Ключи Дариона будут отправлены ему, если мы поднимем над городом раэтанское знамя... я этого не желаю.
Райвен нахмурился:
– Я помню, ты говорил, что эта война для тебя - путь, указанный Майринтой. Я согласился с тобой... тем более, что это отчасти и мой путь. Князь, конечно, не имеет к нему отношения. Но если мы поднимем над городом знамя Оккинсета... это будет означать бунт, Морган. Я пойду за тобой, Оккинсет пойдет за тобой. Но тогда не будет пути назад. С точки зрения что князя, что других владетелей это все равно что выход Оккинсета из Договора Раэтаны. Потерпят ли это?
Морган задумчиво погладил навершие Правого Близнеца. Холодная сталь под пальцами, ребристая и привычная, вернула рассудительность. Бешеная ярость, опасно плескавшаяся у самого края рассудка, отступила. Он убрал ладонь с рукояти клинка и тихо ответил:
– Князь... уже отыгранная карта, отец. Он больше не решает ничего - неужели ты сам этого не понял? Сейчас... прямо сейчас, я чувствую это в напряжениях сил - князь стремительно угасает. А прямого наследника нет. Он сам его убил в припадке безумия, но тогда владетели и жречество решили сделать вид, что это был гнев, а не безумие. Князь не может быть безумен, точнее - не должен. Но тогда я понял, что его конец близок. Ты ведь сам знаешь: стоит раэту поддаться безумию настолько, чтобы потерять разум, хоть на время - и Майринта протягивает к нему руку. Берет его себе. Князь должен был стать жрецом-отшельником, но владетели и жречество не сумели договориться о том, кто наследует.
– Понимаю. Именно поэтому ты и решил начать свою войну сейчас, когда вот-вот начнется драка за престол? Но почему ты так не хочешь, чтобы я участвовал в этой борьбе? Род Оккинсет достаточно родовит, чтобы наравне с остальными побороться за трон...
– Потому, отец, что в этой борьбе победит тот, кто переживет остальных, - Морган снова коснулся рукояти Правого Близнеца.
– И потому, что сейчас мне нужна твоя помощь.
Он посмотрел прямо в лицо отца, и тот отвернулся, не в силах выдержать взгляд его не по-раэтски синих глаз. И сказал:
– Ты хочешь завоевать собственное королевство... пока Раэтана будет занята междоусобицей. Но всегда есть риск переоценить свои силы. Сайнд - могучая держава, мы давно воюем, но до сих пор никто...
– До сих пор никто из тех, кто приходил сюда, не был мною, - глаза Моргана опасно блеснули, когда он коснулся рукояти Левого Близнеца.
– Отец, ты сейчас отзовешь свой корпус и сделаешь вид, будто отправился в Раэтану. Разведчики сайндов должны считать, что моя армия ослабла. Вам достаточно будет отойти лишь на день пути... потом сделаешь так, как мы и задумали сначала. Что до Раэтаны... поверь, пока мы будем здесь вершить мой путь, Раэтана будет идти своим... к твоим ногам, отец. Трон будет твоим - я это говорил не напрасно. А Сайнд... Да, ты прав. Собственное королевство - по праву крови и первородства, - губы Моргана скривились в жестокой усмешке, и Райвен испугался. Первый раз он увидел в сыне признак приближения знаменитого раэтского бешенства... состояния, в котором раэт теряет над собой всякий контроль. Сам Райвен, хотя и был раэтом до мозга костей и глубины души, никогда по-настоящему в такое состояние не впадал, хоть его и прозвали Бешеным даже сами раэты. Да, он часто проявляю лютую ярость, но слишком хорошо умел удержаться на грани безумия. Знал, что если упадет за нее, может натворить слишком... много всякого.
– Право крови и первородства... ах да. Сайндам важно кровное родство и право первородства, у них нет понятия законного или незаконного ребенка. Что ж, тогда... мне нравится твоя затея, Морган. Вот только не поддавайся слишком сильно твоей сайндской крови. И раэтской тоже.
Морган усмехнулся:
– О, еще бы. Полукровка-бастард никогда бы не получил в Раэтане ничего просто так, а то, что я имею, мне и тебе пришлось выгрызать силой и хитростью. А что касается сайндской крови, отец... Ты до сих пор безумно любишь мою мать, не так ли?
Гара Райвен поморщился - сын унаследовал проницательность матери, а не только ее синие глаза.
– Люблю.
– Значит, ты будешь доволен, если я осуществлю твою месть?
– Да, сын.
– Прекрасно. Да будет с тобой милость Майринты и сила Майтарна.
Отец уехал, увел с собой свой корпус. Большего ему не нужно, а Моргану оставшегося хватит. Надо лишь захватить Дарион.
Морган стоял один на холме, задумчиво глядя на город. Рядом никого не было, его вообще старались без надобности не беспокоить, а точнее - не попадаться ему на глаза. Даже его верные сподвижники, тысячники его армии, все равно относились к нему... настороженно. Из-за происхождения и всего, что к этому прилагалось. С раэтской стороны он был сыном Бешеного Волка Райвена, владетеля Оккинсета, одного из князей крови. Перейти дорогу кому-то из рода Райвена, да даже просто вызвать гнев - крайне опасно. Морган был бастардом, но при этом единственным сыном Райвена. По раэтским законам он должен бы оставаться на самой нижней ступени в иерархии свободных раэтов, но не таков был Райвен, чтобы позволить это сделать со своим единственным сыном. Да и сам Морган не останавливался ни перед чем, продвигаясь наверх. Все офицеры армии Волка помнили и знали это, потому побаивались. А еще была сайндская половина, сайндская кровь, которая дала Моргану не только не по-раэтски синие глаза и белую кожу, но и нечто такое, чего раэты всегда боялись. Сайнды умели плести сети для уловления чужого разума и души, умели подчинять себе чужую волю и читать чужие мысли. Раэтская магия была другой, это была магия, построенная на силе разрушения и бесконтрольной ярости. Знаменитое бешенство служило защитой от сайндских чар - но не с Морганом. В нем сайндская магия проявилась странно и страшно: никто не мог защититься. Ничто не спасало. Но призвать ее тоже было очень непросто. И Морган бы никогда не узнал об этом своем даре, если бы не случайность. А когда узнал - овладел своей силой и с тех пор она всегда была с ним.