Мнемоскан
Шрифт:
— Вы встречались с Хокингом?
— Да. Когда была на чтениях в Кембридже.
— Вау, — снова сказал я. — И какой он был?
— Очень ироничный. Остроумный. Конечно, общение было для него пыткой, но…
— Но какой умище! — воскликнул я. — Абсолютный гений.
— Это да, — согласилась Карен. — А вы любите физику?
— Мне нравятся великие идеи — в физике, философии, где угодно.
Карен улыбнулась.
— Правда? Тогда у меня есть для вас анекдот. Знаете такой, когда Вернера Гейзенберга останавливает дорожный патруль за превышение скорости?
Я покачал головой.
— Так вот, — продолжила Карен, — коп говорит: «Вы знаете, с какой скоростью ехали?» А Гейзенберг тут же отвечает: «Нет, зато я точно знаю, где я!»
Я расхохотался.
— Это сильно! Погодите — я тоже один вспомнил. Знаете про Эйнштейна в поезде?
Теперь была очередь Карен качать головой.
— Пассажир к нему подходит и спрашивает: «Простите, мистер Эйнштейн, Нью-Йорк останавливается в этом поезде?»
Карен засмеялась.
— Думаю, мы с вами подружимся, — заявила она. — А вы профессиональный физик?
— Что вы. Я для этого слишком плох в математике. Хотя отучился два года в Университете Торонто.
— И?
Я слегка приподнял плечи.
— Вы в Канаде часто бываете?
— Время от времени. Не каждый год.
— А пиво вы пьёте?
— Когда была помоложе, — ответила Карен. — Но больше не пью. В смысле, даже в старом теле не могла — последние лет десять или больше.
— Вы слышали про «Sullivan's Select»? Или «Old Sully's Special Dark»?
— Конечно, слышала. Очень… А-а! Вот оно что! Вы ведь Джейкоб Салливан, верно? Ваше семейное дело?
Я кивнул.
— Так, так, так, — сказала Карен. — Значит, я тут не одна инкогнито.
Я грустно улыбнулся.
— Карен Бесарян заработала себе состояние. Я же своё просто унаследовал.
— И всё же, — сказала Карен, — это, наверное, было здорово. В молодости мне вечно не хватало денег. Даже иногда приходилось наведываться в продовольственные банки [6] . Это, должно быть, очень расслабляет — знать, что у тебя никогда не будет проблем с деньгами.
6
Благотворительные организации, принимающие от производителей и поставщиков продовольственные товары с истекающим сроком годности и распределяющие их среди нуждающихся.
Я снова двинул плечами.
— Это палка о двух концах. С одной стороны, когда я пошёл в университет, я мог изучать всё, что мне заблагорассудится и не беспокоиться о том, как это вяжется с моей будущей профессией. Я, наверное, единственный во всём кампусе ходил одновременно на квантовую физику, историю драмы и введение в философию досократиков.
Карен вежливо усмехнулась.
— Да, — сказал я. — Это было весело — чуть того, чуть этого. Но обратная сторона богатства состояла в том, что ты не ожидаешь, что к тебе будут относиться как к мусору. Университет Торонто ценится среди аспирантов, но студентов там производят как штамповку на заводе. Скажем так: если каждый день ходишь в Салливановскую библиотеку, и твоя фамилия Салливан, то не ожидаешь, что об тебя там будут вытирать ноги.
— Ещё бы, — сказала Карен. — Мне никогда не нравилось говорить про себя «богатая»; это звучит, как будто я хвастаюсь. Хотя все клиенты «Иммортекс» богаты, так что какая разница. Но, конечно же, я никогда не предполагала, что разбогатею. В том смысле, что большинству писателей этого не удаётся; это очень тяжёлое ремесло, и мне очень, очень повезло. — Она сделала паузу, и её искусственные глаза снова блеснули. — Знаете, в чём разница между большой пиццей с пепперони и большинством профессиональных писателей?
— В чём?
— Большой пиццей можно накормить семью из четырёх человек.
Я рассмеялся, и она тоже.
— Так или иначе, — продолжила она, — я начала богатеть лишь когда мне было под пятьдесят. Только тогда мои книги стали хорошо расходиться.
Я пожал плечами.
— Если бы мне пришлось ждать пятидесяти, чтобы разбогатеть, то меня бы здесь не было. Мне всего лишь сорок четыре. — Всего лишь. Боже, я никогда раньше не думал об этом «всего лишь».
— Я… не поймите меня неправильно, но сейчас я скорее рада, что мне довелось начать жизнь в бедности.
— Полагаю, это закаляет характер, — сказал я. — Но я не просил своего богатства. На самом деле, бывали времена, когда я ненавидел и его, и всё, связанное с моей семьёй. Пиво! Господи, какая социальная ответственность может быть в варке пива?
— Но вы сказали, что ваша семья подарила университету библиотеку.
— Ага. Купила себе бессмертие. Это…
Я замолк, и Карен выжидающе на меня посмотрела.
Через секунду я снова пожал плечами.
— Это как раз то, что только что сделал я, верно? — Я покачал головой. — Ну да ладно. Так или иначе, это иногда бьёт в голову — иметь много денег, когда ты молод. Я… гмм… в молодости я был не самым лучшим человеком на свете.
— Пэрис-наследница, — сказала Карен.
— Кто?
— Пэрис Хилтон, внучка отельного магната. Вы, должно быть, ещё под стол ходили, когда она ненадолго прославилась. Она… ну, я думаю, она была типа вас — унаследовала состояние, в двадцать стала миллиардершей. Она вела, как это говорится у нас, писателей, разгульную жизнь.
— «Пэрис-наследница», — повторил я. — Красиво звучит [7] .
— А вы были бы Джейк-гуляка.
Я засмеялся.
— Да, похоже. Вечеринки, девушки. Но…
7
По-английски эти слова рифмуются — Paris the Heiress, так же, как Джейк-гуляка — Jake the Rake.
— Что?
— Довольно тяжело определить, действительно ли ты нравишься девушке, когда ты богат.
— Вы мне будете рассказывать. Мой третий муж был как раз такой.
— Правда?
— Клянусь. Слава Богу, существуют брачные контракты. — Она произнесла это легко. Если она и испытывала по этому поводу горечь, прошло, должно быть, достаточно времени, чтобы она могла об этом шутить. — Вам следовало встречаться с женщинами, которые уже были богаты.
— Надо полагать. Но, знаете, даже… — Чёрт, я вовсе не собирался говорить это вслух.