Мнение Джереми Флинна
Шрифт:
Телефон снова трезвонит.
– Да, Кэрол?
– Мы не можем больше ждать, мне надо ехать.
Это чертовски плохо. Я рассчитывал увидеться с дочкой. Именно ради неё, по большому счёту, я и мчусь сейчас по этой грёбаной трассе, нарушая сразу несколько законов штата.
– Кэрол, постой! Я уже близко. Это пять минут…
Теперь она бросает трубку. Сука. Какая же она всё-таки сука!
Ладно, я сам виноват. Я действительно опоздал почти на час. Надеюсь, она всё-таки дождётся меня и даст возможность пообщаться с Кэтти. Хотя бы несколько минут.
Кэрол видится с моей матерью гораздо чаше, чем я, её сын. На это есть причины. Мама умерла два месяца назад
Мама, Кэрол и Кэтти. Вот и вся моя семья. Отец ушёл из семьи, когда я был ещё малышом и, честно говоря, я не помню, как он выглядит даже приблизительно. Ещё у меня был старший брат Ричард. Вот его я помню отлично, лучше, чем кого-либо другого. Его лицо как будто застыло перед моими глазами навечно. А голос до сих пор звучит в ушах. А вопрос, как так вышло, что он покинул нас, навсегда застрял у меня в сердце, как острая, без конца причиняющая боль заноза.
У меня есть присказка «это моё мнение». Как привычка, уж не знаю, дурная или нет. Я знаю массу людей без своего мнения, и не меньше тех, у кого оно есть, но кто держит его при себе, если выражаться культурно, или засунув в самое тёмное место собственной сраки, если говорить, как я думаю на самом деле. Людей же, которые открыто говорят то, что думают, я, если поразмыслить, почти не знаю. Мой старший брат – вот кто точно был таким. Таким, каким не стать не только мне, вообще никому. Я не припомню ни разу, чтобы Ричард пошёл на попятную, чего-то испугался или поступил как-то нечестно ради собственной выгоды.
Я гордился им и боготворил его.
И он покончил с собой.
Что могло заставить брата так поступить – для меня загадка. Я пытаюсь её решить почти каждый день.
Мой брат, самый сильный из всех людей, которых я когда-либо знал, застрелился в своей комнате, не оставив никакой записки, объясняющей, почему он это сделал.
Наверное, вы уже поняли, как я отношусь к ресургентам. Но тут, в случае, когда это касается родных и близких, думаю, надо пояснить дополнительно. Несмотря на то, что брат не оставил себе шанса на возвращение, выстрелив в голову из охотничьего ружья, к чертям разрушив мозг, я ходил на его могилу не единожды, проверяя грунт. Естественно, напрасно. Даже если бы он выстрелил в сердце, стопроцентных гарантий не было. Сейчас это знают все, тогда это только начинали изучать. Подсчитано, что доля вернувшихся составляет не более 80 процентов и зависит эта цифра от целого ряда факторов. Полгода года своего детства я прожил в глупой, ничем не оправданной надежде, что брат всё ещё может вернуться ко мне. Не выдержав, я раскопал его могилу. Он лежал в гробу, мертвей некуда, и не собирался воскресать. Да и вернись он тогда с того света, даже с заново отросшей башкой, он был бы в крайне плачевном состоянии. Шесть месяцев в земле – это шесть месяцев. Это сейчас мертвецов кладут в специальные вентилируемые капсулы и ежедневно от пяток до макушки протирают не дающими гнить растворами. Воскресай не хочу! Если ты погиб не в транспортной катастрофе, с переломами конечностей, то сохраниться до ресургенции в полном порядке легче лёгкого. К чему я веду… Я не люблю зомби ещё и поэтому. Особенно, если ресургент из моего контингента – тупого, необразованного, жадного и незаконопослушного. Это не их вина, но каждый раз я задаю себе вопрос: почему они, а не Ричард?
Лучше
Я въехал на парковку дома престарелых «Второй рассвет Z» с вряд ли разрешённой тут скоростью. Я вылез из машины и, вертя головой, с надеждой осмотрелся, но либо Кэрол поменяла свою вечную, раздражавшую меня своим слишком салатовым цветом «хонду» на что-то другое, либо трубка была повешена не просто так.
Пройдя через ворота, я отправился к основному зданию, но в нерешительности остановился. Мама вполне могла сейчас быть не там, а, например, в парке. Он был довольно большим, набитым настраивающей на благостное увядание зелени, и занимал всё пространство между въездными воротами и самим домом престарелых – со всеми своими выкрашенными белым скамеечками и отрафареченными контрастной розовой плиткой прогулочными дорожками.
– Вы кого-то ищете? – просипел вдруг кто-то у самого моего уха.
Это был один из старичков-ресургентов, в изобилии шаркающих по тротуарным дорожкам. Лет ему было не знаю сколько, но судя по густому седому мху, украшавшему его уши как снаружи, так и изнутри, порядочно.
Не ожидая большой пользы, я назвал имя и фамилию матери. К удивлению, это помогло. Зомбарь с готовностью подсказал, где её искать.
– Лора была с семьёй в зимнем саду! Это рядом со столовой. Я вам покажу, мистер.
Для своего возраста передвигался старик довольно бойко, и буквально через пару минут я увидел мать. Она была одна, сидела на скамеечке в окружении разросшихся розовых кустов и смотрела вдаль. Я окликнул её и подошёл.
– Джереми… – услышал я дрожащий, почти незнакомый голос. – Ты приехал…
Я знаю, от каких слов она удержалась: «наконец-то» или «всё-таки». Признаю, я долго собирался с духом, чтобы увидеть её здесь. Чтобы увидеть её вообще.
– Да, мама. Я тут. С днём рождения!
Я вручил ей купленные по дороге цветы, приобнял и поцеловал воздух рядом с её щекой.
– Что Кэрол? Всё-таки меня не дождалась? – я постарался, чтобы вопрос не прозвучал зло.
– Она только что уехала, Джереми. Развлекала меня целый час, – мать улыбнулась, вспомнив. – Ты знал, что её пригласили преподавать? Она такая молодец…
Ну уж нет. Слушать про то, какая Кэрол перспективная и многообещающая я не собирался. Особенно после того, что она только что вытворила.
– А Кэтти такая умница!.. – продолжала умиляться мать. – И такая же красавица, как Кэрол. Кстати… Она осталась тебя дожидаться. Кэтти! Папа приехал!
Вот это была приятная новость! Мысленно я даже чертыхнулся – сам на себя. Зря наговорил на бывшую, какие бы отношения между нами ни были.
Кэтти с разбегу воткнулась в подставленные мной объятия и крепко обняла меня за шею. Она действительно была похожа на мать – такая же кудрявая большеглазая красотка, с неповторимыми ямочками на щёчках и обаятельнейшим курносым носом.
– Папочка! Мама подарила мне леопардового геккона!
– Ух ты! Круто! – я был на седьмом небе от счастья.
– Вот он! Смотри!
Я не успел отпрянуть. Кэтти сунула мне под самый нос что-то влажно-липкое – оно даже коснулось моего подбородка! Машинально я схватил это рукой и мне пришлось собрать всю свою силу воли, чтобы не заорать и не стряхнуть эту гадость с ладони на асфальт, чтобы тут же раздавить каблуком. Боже мой, какая мерзость!
– Боже мой, какая прелесть! – пропел я самым сладеньким голоском, на который только был способен.
– Тебе правда нравится?
– Ну ещё бы! Возьми-ка его обратно, детка, и положи в банку или что-там у тебя… Он, наверное, очень утомился и хочет спать.