Многоликая Франция. Портретная галерея
Шрифт:
Так что желание устроить некую политическую революцию и отказаться от традиционного деления на правых и левых вряд ли продуктивно. Сильно сомневаюсь в этом!
Французам необходимо видеть столкновение идей, а не симбиоз политических взглядов, где берёшь немного от правых, немного от левых, а потом пытаешься выстроить из этого некую политическую линию по рецепту немецких коалиций.
– А как обстоят дела у правящей партии в Сенате?
К.-А.Ф.: Мы все почувствовали определённую грубость власти по отношению к местным политическим организациям. В конечном счёте стал очевидным разрыв между движением «Вперёд, Республика!» и местной жизнью людей, их чаяниями и интересами. Так что движение «Вперёд, Республика!» является
– Следует ли полагать, основываясь на том, что вы нам очень доходчиво объяснили, что движение «Вперёд, Республика!» не соответствует политическим взглядам подавляющего большинства французов, будь то в среде фермеров или в провинциальных городах? Но ведь и в Париже, насколько мне представляется, тоже большинство людей разделяет взгляды оппозиционной партии «Республиканцы»?
К.-А.Ф.: На сегодня «Республиканцы» являются политической силой, предлагающей настоящую альтернативу. Дело в том, что французская политика в том виде, в котором она была в своё время замыслена, и так, как она в норме функционирует, соответствует следующему устройству: должно быть большинство. Именно его и представляют движение «Вперёд» и его союзники. Но ведь нужна и настоящая оппозиция! И вряд ли она будет состоять из приверженцев господина Меланшона, который по ряду позиций выступает всё же как экстремист. Так что «Республиканцы» – единственная политическая структура, способная предложить альтернативу на выборах любого уровня – будь то переизбрание в парламент или муниципальные выборы, согласно нашему политическому календарю.
– Что вы думаете по поводу «Национального фронта»? На самом деле «Национальный фронт» очень популярен в России. Не буду от вас этого скрывать! В подсознании ряда экспертов, изучающих политическую жизнь вашей страны, эта партия почему-то считается едва ли не самой представительной во Франции. Я говорю о бытующих в России представлениях о взглядах французской глубинки. Я отдаю себе отчет, господин сенатор, что мой вопрос с лёгким оттенком провокации, но всё же хочу вам его задать.
К.-А.Ф.: Да, «Национальный фронт» завоевал голоса и сумел привлечь на свою сторону широкие круги, потому что ему удалось сыграть на страхах и ощущении абсолютной усталости от власти очень многих французов. Он сумел найти дорогу к сердцу той Франции, которая изверилась в том, что традиционные партии, включая «Республиканцев», на самом деле стоят на правых позициях. Так что он сумел осуществить прорыв на территорию электората, который не относится к традиционному срезу его сторонников. «Национальный фронт» сумел сыграть на популизме и на эмоциях тех наших граждан, которые чувствовали себя неуютно в стране и которых всё просто достало! Эти люди великолепно поняли, что любая политика, испробованная до сей поры левыми, правыми, центристами, нисколько не изменила их жизнь к лучшему. Повседневность осталась прежней. Так что, так как другим ничего не удалось, рассуждали эти люди, давайте предоставим свой шанс и этой политической партии! Но, в конце концов, «Национальный фронт» потерпел поражение.
Да, Марин удался настоящий подвиг в ходе той её президентской кампании, которую мы, традиционные правые, расценили как очень опасную. Она была опасной для нас, так как проявила опасную для других правых партий эффективность. Но потом – бах! – она проваливается, полностью, разочаровав тот электорат, который от отчаяния мог пойти за ней. В конечном счёте все поняли, что она настолько же плоха, как и её отец, возглавлявший до неё «Национальный фронт». Так что в результате все эти люди, которые, находясь в соответствующем состоянии духа, а может быть, некоторые из них, движимые отчаянием, выбрали в избирательном бюллетене «Национальный фронт», увидели истину. Они голосовали не из-за того, что примкнули к программе «Национального фронта», а просто им хотелось выразить своё недовольство теми партиями, которым они отдавали раньше свои голоса, будь то мы, «Республиканцы», или другие правые политические движения. Так что, в конце концов, мы видим, что теперь эти люди предпочитают спокойно, даже прямо-таки безмятежно вернуться к более взвешенной правой
Вы видите, что сейчас её партия несколько не здорова – там идёт ротация управляющего состава; кто-то покинул её ряды… Так что, скорее всего, «Национальный фронт» находится в нестабильном положении.
Вынужден заключить, что Ле Пен подорвала свой собственный успех!
– Что вы думаете – попытаюсь несколько ограничить поле моего вопроса – о франко-российских отношениях на нынешнем их этапе развития?
К.-А.Ф.: Предлагаю сначала затронуть вопрос двусторонних отношений, а затем перейти к Евросоюзу и его политике относительно вашей страны. В том, что касается франко-российской составляющей международных дел, признаюсь, что нынешние шаги Эмманюэля Макрона кажутся мне интересными, так как он решил покончить с тем очень плохим периодом в отношениях, который начался в 2014–2015 годы, в эпоху предыдущего президентского мандата. В конечном счёте нынешний президент Франции предпочёл встать на прагматичные позиции относительно России.
Так что тут мы возвращаемся к естественным, исконным взаимоотношениям между Францией и Россией. Мы сейчас переживаем с этими санкциями очень неблагополучный момент, так как Франция великолепно отдаёт себе отчёт, что первой жертвой этой политики, навязанной ЕС, стал весь наш французский агропром.
– Бретонские фермеры, прежде всего…
К.-А.Ф.: Они – да! По не только они. Не будем забывать об Оверни, да и вообще о всех крупных сельскохозяйственных районах страны. Все от этого страдают! И мы хорошо это понимаем. После ввода санкций экспорт сельхозтоваров из Евросоюза в Россию упал где-то вдвое. А Россия этого даже особо и не заметила, просто переориентировавшись на других партнёров – Иран, Китай и другие азиатские государства. Эти другие партнёры сумели развить отношения с Россией, пока Евросоюз занимался санкциями.
Кстати, в области санкционной политики существуют 2 раздела – экономические санкции и ограничительные меры, направленные против физлиц. Последнюю часть я всегда считал абсурдной и контрпродуктивной. Потому что нельзя сидеть за столом переговоров, имея напротив себя пустые стулья. Потому что для того, чтобы выработать решение о выходе из этого кризиса, необходимо обсуждать эту ситуацию с теми лицами, которые как раз и не могут приехать ввиду того, что против них и выработаны санкционные ограничения на перемещение. И сегодня очевидно, что речь идёт о ключевых фигурах.
В ходе моего визита в Москву я уже провёл встречу с председателем Комитета по международным делам Совета Федерации России Константином Косачёвым. В ходе обсуждения мы затронули сложившуюся ситуацию. Я также рассказал ему о подготовленном нами в Сенате заключении для Евросоюза. Совет Федерации России хотел ознакомиться с нашими выводами и дать свои комментарии. Мы сопоставили документы и позиции для того, чтобы между нашими институтами власти возник диалог. Так что думаю, что, согласно законам формальной логики, настал момент, когда мы должны постепенно начать движение в сторону выхода из кризиса.
Думаю, что в области экономической санкционной политики необходимо проявить положительную инициативу с европейской стороны. По для этого необходим позитивный шаг со стороны российской.
Диалог – крайне важная вещь. Так уж политически сложилось, что в бытность у власти предыдущего французского президента у нас возникла блокировка для решения указанного вопроса. В его эпоху диалога не было – был только обмен мнениями. Каждый оставался в своём окопе. Теперь, сразу же с первой встречи, когда президент Путин прибыл в Версаль – где, кстати, территориально и находится Трианон, – мы почувствовали очень положительное начало этого процесса диалога.