Многоликое волшебство
Шрифт:
— Странд передал тебе силы? — у Валерия начинала кружиться голова.
— Да, — Руффусу не слишком удалось принять безразличный вид.
— И ты подобрал затем сердце мага? — этот вопрос он задавал уже чисто машинально, прекрасно понимая, какой сейчас услышит ответ.
— Точно. И теперь я такой же шизофреник, как и мой брат. Ну, ладно, — его лицо резко помрачнело, — теперь ты все знаешь, так что давай оставим эту тему без дальнейших обсуждений. Хорошо?
Руффус поднял глаза и буквально пронзил взглядом Валерия. Тот даже растерялся, встретившись с такой жесткостью. По спине аж мурашки пробежали. Как же сильно он переменился за последнее время. Всего-то ничего прошло, а перед ним уже совершенно другой человек. Да, Странд, видимо, и впрямь великий учитель. Добиться такого прогресса, таких изменений, на которые Валерию понадобился бы не один год. Остается только
— Хорошо, — ответ невольно вылетел на волне размышлений и прозвучал достаточно робко, тоном, не допускающим даже возможности попыток не согласиться. Уже произнеся это, Валерий еще раз поразился, что он поддался и сделал то, что нужно Руффусу. Обычно он сам привык играть в эти игры с другими, но никак уж не ожидал, что его же ученик сможет так поймать чародея. Хотя нет, не его ученик. Называть его так сейчас — не больше оснований, чем обращаться к нему «учитель». Естественно, что это уже совсем не тот Руффус, который несколько месяцев назад покинул Эргос, и подобные фокусы происходят не без подачи Странда. Да, хорошо, что он с самого начала воздержался от обращений «мой мальчик». Нет, не воздержался, он подавился этими словами. С кем-кем, а с собой-то уж можно быть честным.
— Ладно, — нет, он точно подрос. Это не может быть иллюзией, — пора бы мне и проявить хотя бы немного гостеприимства. Сейчас поужинаем, а затем — хочешь поговорим, а нет, так я провожу тебя в твою комнату. Отложим все до утра.
А затем было все то, что и ожидалось. Сытный вкусный ужин, Руффус оказался вполне способным к кулинарным экспериментам, холодное свежее арносское пиво, долгий разговор, и увенчал все это столь долгожданный отдых на мягкой, удобной постели. В разговоре много внимания было уделено увиденному Валерием в дороге. Обстановке в Хаббаде, ситуации, как ее увидел чародей. Совсем немного он сказал о времени, проведенном в подвалах Эргоса, а то, что было рассказано — все больше в иронических тонах, не в последнюю очередь потому, что Валерий и сам не прочь был это забыть. Забавно и даже приятно было поведать о муках и сомнениях Тиллия, но Руффус почему-то не очень обрадовался этим известиям, ссылаясь на то, что из-за подобной небрежности, имелось в виду, что надо было раньше выяснить степень его подготовленности к затеянному, теперь же гибнут люди, а лично ему придется сойтись с братом в поединке.
По ходу беседы у чародея вообще крепло ощущение, что отношения наставник — ученик навсегда канули в лету, так что лучше поскорее найти им замену. Видимо, вполне возможны чисто дружеские отношения, которые сами напрашивались, и к которым охотно тяготели обе стороны, но для этого Валерию надо было преодолеть неприятие очевидного в настоящий момент лидерства Руффуса. Тот факт, что это лидерство подкреплялось невероятно возросшей зрелостью и реальной силой, стоявшей за ним, не сильно помогал преодолеть психологический стереотип. Хотя пару раз он ловил себя на гордости за ученика, а один раз даже испугался его смурного взгляда.
Ничего, справимся, улыбнувшись решил Валерий, когда уже укладывался спать, легко поддаваясь приятному искушению сном.
В последние дни он очень много проводил времени, сжимая в руках теплый камушек Ока мира. Он уже научился достаточно свободно ориентироваться в бесконечном море информации, открывавшемся перед ним. Он почти всегда находил с его помощью именно то, чем интересовался, поэтому вопросы, которые задавались пришедшему вчера Валерию, были нужны не столько ради информации, недостатка в которой он не испытывал, сколько для того, чтобы уловить эмоциональную окраску в его, Валерия, субъективном восприятии. О мрачном разорении, царившем на просторах Хаббада, о сотнях жертв, о панике и ярости он знал и так, как впрочем и о самом появлении Валерия. Интересно было понять, как это воспринимал человек, бывший долгие годы его учителем, имевший такое на него влияние.
Восприятие это показалось Руффусу несколько сумбурным и необъективным, слишком уж сильно было оно замешано на личных проблемах чародея. Ситуация, в которой он оказался, была и впрямь препаскудной, но такое зацикливание на ней человека, который всегда казался ему образцом рассудительности и отрешенности от внешних факторов, было большой неожиданностью. Важную роль, видимо, сыграл тот факт, что Валерий параллельно с этим испытал и огромное облегчение от того, что с его плеч свалилось бремя ответственности за воспитание принца, и он, не будучи обязанным разыгрывать из себя постоянно эдакого метра, стал обыкновенным человеком со всеми свойственными людям слабостями, переживаниями и страстями.
Сейчас он так же сидел, сжимая вибрирующее в ладони Око мира. Он встал еще до восхода солнца и отправился на полюбившуюся ему горную террасу, где так легко предаваться размышлениям, где так просто найти решение сложнейшим вопросам, где так естественно предаваться медитациям, очищающим ум и придающим силы. Руффус знал уже, что сегодня к нему придет принц Солкран, сын императора Луккуса, просить о помощи. Это хорошо, потому как он не мог более сидеть на месте и созерцать происходящее. Еще немного, и он перегорит, принц чувствовал это, и не окажется способным на какие-либо действия. Ждать уже более нечего, тем более, что он видит, как мало времени остается у них в распоряжении. Несмотря на все попытки помешать продвижению Серроуса, его брат упорно продвигается на север и вот-вот подойдет к самому Хаббаду, а рассчитывать на то, что имперские войска сумеют без ощутимой магической поддержки противостоять превосходящим силам Мондарка и Серроуса, не приходилось.
В Эргосе также царило уныние. Радость успехам своего короля была не особенно искренней, потому что это были одновременно и успехи Мондарка, извечного врага всех хаббадцев, и смириться с этим новым союзом был готов далеко не всякий. Аделла, столь радостно смотревшая еще совсем недавно в будущее, была мрачнее грозовых туч. Разбираться в деталях, что именно повергало принцессу в такое состояние, он не стал, считая неэтичным рыться в голове знакомых, но очевидно было, что ее взаимоотношения с мужем оставляли желать лучшего. Может быть, это открытие и помогло Руффусу легче смириться с мыслью о неизбежном противостоянии Серроусу, потому как в минуты откровенности с самим собой он признавал, что завидует брату, будучи тайно влюбленным в юную принцессу, и теперь не может простить ему обид объекта своих воздыханий. Это, конечно, отдавало мелочностью, но должно же хоть что-то поддерживать в нем готовность к столкновению. Абстрактные соображения относительно судьбы Хаббада, как это ни странно, никак не могли вырасти настолько, чтобы стать поводом к братоубийству.
Интересно, как относится к этому сам Серроус? Ведь он точно так же прекрасно знает, что их ждет в самом ближайшем будущем. Наверное, он старается вообще не думать на эту тему, с полной отдачей уходя в текущие заботы, стараясь решать лишь те проблемы, которые стоят перед ним прямо сейчас. По крайней мере, это было бы вполне в его духе…
По звуку осыпающихся камней, Руффус распознал приближение Валерия. Сегодня, отоспавшись и отдохнув, чародей выглядел существенно лучше. Лицо посвежело, в глазах пробудился привычный глубинный блеск, мешки под глазами спали.
— День добрый, — помахав рукой, приветствовал тот.
— День добрый, Валерий, присаживайся, — рукой Руффус показал на камень, отдаленно напоминавший своей формой кресло. — Здесь хорошо думается.
— Я знаю, — чародей устроился. — Я сам всегда любил приходить сюда.
— Как отдохнул? — попытка скрыть повисшую в воздухе неловкость за абстрактным вежливым вопросом получилась неудачной.
— Спасибо, — Валерий перекатывал носком сапога небольшой камушек, испытывая, по всей видимости, те же проблемы. — Вот, думаю отоспаться у тебя еще пару деньков, и отправлюсь попутешествовать…