Моби Дик
Шрифт:
Глава тридцать пятая
Вельбот Ахава
Люди, понимающие толк в китобойном промысле, все еще не пришли к определенному мнению насчет того, следует ли капитану, чья жизнь является необходимым условием успешного плавания, подвергать себя бесчисленным опасностям, спускаясь в вельбот для преследования кита наравне с другими офицерами.
Что же касается Ахава, то вопрос этот становится особенно спорным. В самом деле, общеизвестно, что в минуту опасности человек иногда не может удержаться даже на двух ногах; так разумно ли человеку с одной ногой самому браться за дело, в котором минуты опасности возникают буквально ежеминутно? Уверен, что владельцы «Пекода» ответили бы на этот вопрос
Ахав знал, что его нантакетские друзья не стали бы возражать против того, чтобы в отдельных, сравнительно без-опасных случаях, капитан лично находился в одном из вельботов, в непосредственной близости к театру военных действий. Но он отлично понимал, что в Нантакете никому даже в голову не могло прийти, что он захочет иметь свой вельбот, чтобы самому пускаться в погоню за каждым каша-лотом и искать сражения. Хозяева «Пекода» на это не согласились бы. Поэтому он обо всем позаботился сам, и пока не было оглашено открытие Арчи, ни помощники капитана, ни матросы ни о чем не догадывались, хотя некоторым из них кое-что казалось странным. Так, например, вызвало удивление то, что после оснастки всех вельботов Ахав принялся вдруг собственноручно прилаживать уключины к шлюпке, считавшейся запасной, а потом стал тщательно вырезать маленькие деревянные шпеньки, по которым скользит линь, когда его травят. Все это, и в особенности его приказание покрыть днище запасной шлюпки двойным слоем досок, как бы для того, чтобы оно лучше выдерживало давление его костяной ноги, а также беспокойство Ахава по поводу опорного бруса на этой шлюпке, того бруса, в который упираются коленом при метании гарпуна и при работе острогой, все это, повторяю, казалось странным и вызывало всеобщее недоумение.
Только теперь, после появления на палубе и в вельботе матросов-призраков, все стало понятным, а странный вид этого тайного экипажа капитанского вельбота ни у кого особого удивления не вызвал, ибо на китобойные суда нередко набирают подонков, явившихся из самых неведомых закоулков и сточных канав планеты, а иногда даже вылавливают в море таких нечесаных бродяг, болтающихся по океану на обломанной доске, на каноэ или перевернутой джонке, что если бы даже сам дьявол взобрался на борт и зашел в каюту поболтать с капитаном, то и это никого особенно не удивило бы.
И тем не менее, в то время как матросы-призраки нашли с командой общий язык, их тюрбаноголовый командир до конца остался загадкой. Откуда пришел он в наш благовоспитанный мир? Какими необъяснимыми узами был связан с необычной судьбой Ахава? Почему оказывал на него влияние, а может быть, даже имел власть над стариком? Никто не знал этого, и никто не мог глядеть на него без содрогания. Такие, как он, могут только присниться ночью, да и то цивилизованный человек тут же проснется от ужаса, как будто он заглянул в изначальные времена и различил там непонятное и страшное порождение тьмы и хаоса.
Глава тридцать шестая
Фонтан на горизонте
Сверкающий белой костью «Пекод» под зарифленными парусами не спеша пересек четыре промысловых района: у Азорских островов, у островов Зеленого Мыса, так называемое Плато возле устья Рио-де-ла-Плата и район Кэррол к югу от острова Святой Елены.
И вот, в водах района Кэррол однажды тихой лунной ночью, когда волны, похожие на украшенные серебром старинные свитки, наполняли серебристую тишину негромким стелющимся бормотанием, — такой молчаливой ночью впереди по носу окруженного белой пеной «Пекода» появился вдали серебристый фонтан. Освещенный луной, он, казалось, спускался с небес. Или, может быть, это свер-
кающее оперением божество поднималось из морских глубин?
Первым заметил фонтан Федалла. Он взял себе за правило в эти лунные ночи взбираться на грот-мачту и стоять там до утра, хотя ни один капитан не рискнул бы ночью спустить вельботы, будь перед
Много безмолвных ночей провел Федалла на своем посту, не издав ни единого звука, и когда над палубой вдруг раздался его голос, спавшие матросы разом вскочили на ноги, словно крылатый дух, опустившись на снасти, призвал к себе смертную команду. «Фонтан на горизонте!» Пушечный выстрел не поверг бы китобоев в такой трепет; но не страх владел ими, нет, скорее — радость. Ибо неурочный этот крик был насыщен таким безумным счастьем, что любой матрос готов был тут же начать погоню за одиноким странником, плывшим под лунным сиянием.
Припадая на одну ногу, Ахав быстро прошел по палубе, приказывая поставить брамсели и бом-брамсели и раздернуть лисели. Свежий бриз наполнил все это множество парусов. С дозорным на каждой мачте корабль будто летел по воздуху. Но хотя взоры всех словно стрелы пронзали пространство, серебристый фонтан в эту ночь больше не показался. Каждый мог поклясться, что видел его однажды, но во второй раз его не увидел никто.
Прошло несколько ночей, и полночный фонтан был уже почти забыт, когда вдруг, в тот же безмолвный ночной час над палубой снова раздался тот же возглас; и опять каждый видел фонтан, и опять, лишь только паруса были поставлены, он исчез, словно и не появлялся на горизонте. Ночь за ночью он возникал перед нами, теперь уж никого не побуждая к действию, а вызывая лишь всеобщее изумление. Загадочно вспыхивая при свете луны или звезд, он сразу же исчезал, чтобы затем через двое, трое суток появиться вновь, словно маня и маня нас куда-то.
Суеверные матросы стали говорить, что этот серебристый фонтан может принадлежать только одному киту во всем океане, и кит этот — Моби Дик. И постепенно появление на горизонте загадочного лунного призрака стало внушать всей команде смертельный ужас, потому что казалось, что призрак этот вероломно заманивает в какие-то дальние моря, где коварное чудовище в конце концов набросится на нас и растерзает среди обломков корабля. Подозрения эти, смутные, но зловещие, были особенно остры по контрасту с ясной погодой, и в голубой безмятежности неба, в ласковом покачивании на кротких волнах тихих морей нам виделись дьявольские чары, как бы усыпляющие нашу бдительность.
Но вскоре мы повернули на восток, к мысу Доброй Надежды. Здесь выли буйные ветры и мощные волны швыряли и раскачивали наше судно. Оно кренилось под яростными шквалами, злобно таранило пенистые валы, и дожди серебряных брызг окатывали палубу. Какие-то странные рыбы и неведомые морские чудовища сновали в воде возле самого борта. Черные загадочные птицы кружились за кормой. Каждое утро они унизывали снасти, и как ни старались мы криками согнать их, они не двигались с места, будто считали наше судно брошенным людьми и покинутым на волю ветра, а потому самым подходящим насестом для таких бездомных существ, как они. А темный океан все вздымался и опускался без отдыха, без перерыва, словно это душа всей земли
страдала и мучилась, терзаемая нечистой совестью и без-жалостным раскаянием.
Мы приближались к мысу Доброй Надежды. Доброй Надежды?.. А не больше подходит этому мысу его прежнее название: мыс Бурь?.. Увлеченные в эти воды коварной тишиной, так долго нас окружавшей, мы очутились теперь как бы в гигантском котле, где грешные души в образах птиц и рыб осуждены вечно биться среди кипения и клокотания волн.
Но и здесь, в этом адском мраке без единого проблеска на горизонте, по временам появлялся все тот же призрачный белоснежный фонтан, который все так же властно заманивал нас.