Моби Дик

Мелвилл Герман

— Ну вот и отлично, — ответил хозяин. — Присаживайся, ужин сейчас поспеет.

Вскоре все обитатели гостиницы были приглашены в соседнюю комнату к столу. Здесь горели только две тусклые сальные свечи в витых подсвечниках. Стужа — ну, прямо, как в Исландии. А камин давно остыл. Нам пришлось наглухо застегнуть свои бушлаты и греть оледеневшие пальцы о кружки с крутым кипятком. Зато угощение было самого высшего сорта: не только картошка с мясом, но и сладкие булочки, — да, клянусь честью, сладкие булочки к ужину! Один матрос накинулся на них с такой свирепостью, что хозяин ему заметил:

— Эй, приятель!

Этак тебе ночью придется не сладко!

— Хозяин, — прошептал я, — уж не гарпунщик ли это?

— Нет, — сказал он с какой-то дьявольской ухмылкой, — тот гарпунщик лицом потемнее. Да и булочек он есть не станет: он питается одним только кровавым мясом.

— Черт его побери, — воскликнул я, — а где же он сейчас, этот гарпунщик?

— Скоро придет, не волнуйся, — ответил хозяин.

Но у меня уже возникли какие-то опасения по поводу «темнолицего» гарпунщика, и я решил, что, если и придется нам спать вместе, так, по крайней мере, я заставлю его первым раздеться и лечь под одеяло.

Ужин окончился, матросы разошлись по своим комнатам, только я остался в гостиной, размышляя о предстоящем ночлеге. Между тем обещанного мне гарпунщика все не было.

Глава четвертая

Загадочный гарпунщик

Никто не любит спать вдвоем. Честное слово, когда дело доходит до того, чтобы подняться в спальню, раздеться и лечь под одеяло, то тут даже родной брат оказывается лишним. Так уж устроены люди — они любят проделывать это в одиночестве. Но когда речь идет о том, чтобы разделить постель с совершенно чужим человеком, в чужом доме, в чужом городе, да к тому же человек этот — неизвестный гарпунщик, — то в этом случае возражения наши бесчисленно возрастают.

Чем больше я размышлял о своем гарпунщике, тем несносней казалась мне необходимость с ним спать. Да и час уже был поздний, и всякому честному гарпунщику давно следовало бы пристать к дому и взять курс на постель.

— Хозяин! Я передумал относительно гарпунщика, — сказал я, — я не стану с ним спать. Попробую устроиться здесь, на скамье.

— Как хочешь, — усмехнулся хозяин, — только доски-то здесь дьявольски жесткие — все в сучках да зазубринах. Но погоди-ка, у меня есть рубанок! Минутку терпения, и ты уляжешься у меня, как птенчик в гнездышке.

Но я не очень-то верил, что из сосновой доски можно выстругать пуховую перину. Я примерился к скамье и обнаружил, что она не только жесткая, но к тому же на целый фут короче, чем требуется. Так что и от этого варианта пришлось отказаться.

Проклятый гарпунщик, будь он неладен, придет ли он наконец? — думал я. — А может быть, упредить его, заперев дверь изнутри и устроившись в его кровати, не отзываться на стук, пали он хоть из всех пушек американского флота? Это была неплохая идея, но после минутного размышления я и от нее отказался. Ибо кто мог поручиться, что, выйдя из комнаты утром, я не увижу в дверях разъяренного гарпунщика, готового одним ударом сбить меня с ног?

Так и не найдя способа сносно провести ночь, не забираясь в чужую постель, я стал постепенно склоняться к мысли, что, пожалуй, мое предубеждение против неизвестного гарпунщика ничем не обосновано. Подождем, подумал я, пека он явится. Тогда я разгляжу его хорошенько и, быть

может, в самом деле, мы отлично выспимся вместе.

Но дело уже близилось к полуночи, а моего гарпунщика все еще не было.

— Хозяин, — сказал я, — что он за человек? Он всегда так поздно ложится?

Хозяин снова усмехнулся.

— Нет, — ответил он, — вообще-то он ранняя пташка, но сегодня, видишь ли, он отправился торговать. Не знаю, что его так задержало, — разве что никак не может продать свою голову.

— Продать свою голову? Это еще что за сказки? — воскликнул я, чувствуя, что кровь во мне постепенно закипает. — Уж не хотите ли вы сказать, что в святой субботний вечер, вернее в утро святого воскресенья, этот гарпунщик ходит по городу и торгует своей головой?

— Точно так, — сказал хозяин. — И я предупреждал его, что здесь ему ее не продать — рынок переполнен ими.

— Чем переполнен? — заорал я.

— Да головами. Разве на свете мало лишних голов?

— Вот что, хозяин, — сказал я совершенно спокойно, — советую вам поискать для своих шуток кого-нибудь другого, а я не такой уж зеленый новичок.

— Возможно, возможно, — согласился хозяин, ухмыляясь и выстругивая себе зубочистку, — да только быть тебе не зеленым, а синим, если гарпунщик услышит, как ты поносишь его голову.

— Да я проломлю его чертову башку! — снова возмутился я безответственной болтовней хозяина.

— Она и так проломлена, — сказал он.

— Проломлена, — пробормотал я. — Что? Проломлена?

— Ну да, потому-то ее никто и не покупает.

— Хозяин, — проговорил я, подойдя к нему вплотную, — мы должны понять друг друга, и притом без промедления. Я прихожу к вам и спрашиваю постель; вы отвечаете, что можете предложить мне только половину, что другая половина принадлежит какому-то гарпунщику. И об этом гарпунщике, которого я еще даже не видел, вы упорно рассказываете самые загадочные и возмутительные истории, стараясь вызвать во мне неприязнь к человеку, с которым вы же вынуждаете меня спать под одним одеялом. Поэтому я требую, чтобы вы немедленно рассказали мне, что это за человек и могу ли я, не подвергаясь какой-либо опасности, провести с ним ночь. И прежде всего будьте любезны взять назад всю эту болтовню насчет продажи головы, ибо в противном случае я буду вынужден заключить, что этот гарпунщик — опасный сумасшедший, а с сумасшедшим я спать не собираюсь, и вас, сударь, да, да, именно вас, хозяин, за сознательную попытку принудить меня к этому я имею полное право привлечь к судебной ответственности.

— Ну и ну, — сказал хозяин, опять ухмыльнувшись. — Довольно длинная проповедь для такого бродяги. Однако спокойствие, спокойствие, молодой человек. Этот гарпунщик, про которого я тебе говорил, он, видишь ли, только что вернулся из южных морей и накупил там кучу новозеландских набальзамированных голов (занятные штуки, между прочим), и распродал уже все, кроме одной. Вот ее-то он и отправился продавать сегодня, — завтра-то воскресенье, а это уж никуда не годится, торговать человеческими головами на улицах, по которым люди идут мимо тебя в церковь. В прошлое воскресенье он как раз выкинул такой номер, и я остановил его уже в дверях, когда он выходил с четырьмя головами, нанизанными на веревку, ну, будто связка луковиц.