Мода — политика — гигиена: формы взаимодействия (на материале советских женских журналов и журналов мод 1920-1930-х годов)
Шрифт:
На эту «крестьянскую» точку зрения накладывается еще и революционный пафос бессеребренничества (возможно, также имеющий крестьянские корни), в рамках которого хорошая и чистая одежда маркировалась как один из признаков классового врага [8] . Об актуальности и долговечности этих убеждений свидетельствует высказывание из статьи Луначарского, который в 1928 году все еще считает необходимым повторить, что «мы уже переросли то время, когда оборванная одежда служила своего рода мундиром для пролетария» [Искусство одеваться 1928 № 1: 3].
8
О связи чистоты одежды и классовой дифференциации см.: [Жирицкая 2003: 167–269].
«Традиционная» точка зрения может быть реконструирована по большинству женских общественно-политических журналов: «Работница», «Крестьянка», «Работница и крестьянка», «Делегатка» и др. Как правило, это многотиражные журналы с большой периодичностью выхода («Работница» — в некоторые годы — до 60 номеров в год при тиражах в 250 тыс. экземпляров; «Крестьянка» — до 36 номеров, до 100 тыс. экземпляров; «Делегатка» — до 48 номеров, до 80 тыс. экземпляров [9] ), что свидетельствуют о том, насколько серьезная роль возлагалась на эти издания. Предполагалось, что через чтение женских журналов будет подготовлен постепенный переход «женского населения» «от совета врача, беседы о детях, практических советов» к «задачам производства, коллективизации, общим политическим задачам партии и советов» [10] . В описываемые годы эти журналы были черно-белыми (иногда с цветными обложками или одно-двухцветным тонированием), имели средний формат и печатались на плохой бумаге.
9
Для сравнения, модные журналы: «Журнал для женщин» — 12 номеров, 12 тыс. экземпляров; «Домашняя портниха» — 12 номеров, 14 тыс. экземпляров; «Моды сезона» — 12 номеров, 25 тыс. экземпляров.
10
См.: [Коммунистка 1930 № 2:12]. Подробнее об этом см. мою статью: [Дашкова 2001:184–192].
В этих изданиях можно зафиксировать абсолютно иной тип женской телесности, который я назвала «рабоче-крестьянским» [Дашкова 1999: 131–155]. Это, как правило, изображения мужеподобных, немолодых, непривлекательных, часто неопрятных женщин [11] , с немытыми волосами, широкими растрепанными бровями, обветренными губами, в мешковатой темной одежде. Создается впечатление, что изображаемых застали врасплох: иногда это фотографии в неудачных позах, со спины, с явными недочетами в одежде. Так, например, на фотографии с обложки (!) журнала «Делегатка» (№ 19 за 1928 г.) изображена женщина, у которой сползла бретелька от бюстгальтера. Очевидно, что эти изображения находятся вне модного пространства.
11
В женских журналах присутствуют по преимуществу изображения женщин — фотографии и рисунки.
Поскольку вышеуказанные издания имели политико-воспитательную направленность, интересующие нас проблемы оттеснены в них на периферию. «Мода», как правило, была представлена лишь выкройкой и описанием одной (!) вещи (например, в журнале «Работница»). В некоторых журналах, например в «Крестьянке», о моде нет даже речи (что вполне закономерно, учитывая его прагматическую ориентацию) [12] . Гигиеническая же проблематика до начала 1930-х годов присутствовала в журналах регулярно. Например, в рубрике «Беседы врача» в журнале «Делегатка» печатались заметки следующей тематики: «Переходные годы девушки», «Триппер и брак», «Что должен каждый знать о сифилисе», «Вши и как с ними бороться», «Роковые встречи и их последствия», «О противозачаточных средствах» [13] и пр. Иногда гигиеническая проблематика увязывалась с вопросом о «здоровой» одежде. Вот весьма характерный пассаж из заметки «Переходные годы девушки»: для девушек «крайне вредны разного рода корсеты, тугие пояса и т. д., препятствующие правильному развитию тела. Не менее вредны высокие каблуки, узкая обувь и круглые подвязки, стягивающие ногу» [Делегатка 1929 № 8:17].
12
Вообще «телесное» представлено в этом журнале исключительно как проблема детей: в основном это варианты решения вопроса о яслях.
13
См.: [Делегатка 1929 № 8,12,13,14,28, 29].
Политика в отношении моды и гигиены начинает меняться в начале 1930-х годов. Если придерживаться моей терминологии, то можно сказать, что происходит слияние первой и второй тенденций. На смену лозунгам 1920-х годов «хорошо одетый человек — не враг» и «хорошо одеваться не стыдно», приходит тенденция 30-х, которая очень точно сформулирована в журнальном письме работницы ситценабивной фабрики В. И. Акимовой: «…наша жизнь начинает входить в норму, пора отрешиться от рваной юбки» [Искусство одеваться 1928 № 1:6].Раннесоветский пафос мировой революции и бессребреничества сменяет концепция мирного строительства, общественного благосостояния и налаженной приватной жизни [14] . Формулировка задач нового этапа развития Советского государства присутствует в программной речи И. В. Сталина 1935 года: «…некоторые думают, что социализм можно укрепить путем некоторого материального поравнения людей на базе бедняцкой жизни. Это не верно… На самом деле социализм может победить только на базе высокой производительности труда… на базе изобилия продуктов и всякого рода предметов потребления, на базе зажиточной и культурной жизни всех членов общества» [Работница 1935 № 20: 3–4]. Кроме того, «культурное строительство», активно прививаемое в 1920-е годы, к середине 1930-х объявляется практически завершенным. Следствием этих процессов — как правило, инспирированных «сверху» — можно считать возрастание и поощрение интереса к моде (в частности, открытие магазинов мод и модных ателье) и убывание упоминаний о гигиене в публичной сфере, в том числе со страниц журналов.
14
Об этих процессах см.: [Фицпатрик 2001: 110–140 (гл. 4)].
В 1930-е годы появляется несколько «неполитических» журналов мод («Моды сезона», «Модели сезона», «Моды»), носящих абсолютно прагматический характер [15] : эти издания, являясь аналогами журналов 1920-х годов, печатают лишь изображения моделей одежды с описанием [16] и приложением выкроек. О популярности такого рода изданий свидетельствует тот факт, что в 1937 году был выпущен удешевленный «карманный вариант» журнала «Моды» с крошечными черно-белыми контурными моделями и краткими описаниями в конце.
15
«Непрямую» политику можно уловить на визуальном уровне: так, изображения моделей даются на фоне зданий «сталинского ампира» (наблюдение К. Богданова), а лисьи шкурки на плечах у моделей, очень популярные в эти годы и часто изображаемые в модных журналах, постепенно «редуцируются» до полного неузнавания.
16
То, что Р. Барт называет «одежда-образ» и «одежда-описание». См.: [Барт 2003: 36–37].
В 1936-м начинает выходить журнал «Общественница», ориентированный на неработающих женщин — жен руководящих работников, инженеров и техников — и призванный включить эту социальную группу в общественно-полезную деятельность. Для него характерна новая стратегия построения общественно-политического издания для женщин: на смену образовывающим и поучающим тенденциям приходит убеждение через положительные примеры [Дашкова 2001:191–192]. С этим связано и складывание нового способа вербальной и визуальной репрезентации женщины, вобравшего в себя оба взаимоисключающих типа женской телесности — «артистический» и «рабоче-крестьянский». Это тип интеллигентной и элегантно одетой «простой» советской женщины [17] . Как правило, она изображается в «деловом» костюме (пиджак и юбка чуть ниже колена), чулки и туфли на невысоком каблуке; у большинства — короткие волосы, кокетливо уложенные «волнами», и подкрашенные губы. Что же касается журнального дискурса [18] , то в нем присутствует поощрение эстетических тенденций как в «общекультурном» плане, так и в области моды: знакомство с произведениями живописи и литературы (печатание репродукций картин и рассказов или отрывков классической прозы) начинает сочетаться с прививанием и поощрением навыков в подборе одежды и умением ее носить. С журнальных страниц исчезает проблематика, связанная с чистотой одежды и тела, а с 1936 года (после закона о запрещении абортов) — с абортами и контрацепцией [19] . Начинают ставиться вопросы, касающиеся элегантности и правильного подбора одежды, а также умения ухаживать за своим лицом и телом, т. е. осуществлять косметические, а не только гигиенические процедуры. В понятие «здоровье» начинает включаться не только внутреннее состояние организма (отсутствие болезней и их симптомов, вроде прыщей, сальных волос, излишней худобы/полноты), но и акцентирование внешних проявлений хорошего самочувствия (цвет лица, чистота кожи, блеск волос).
17
Примером такого типа женской телесности могут служить героини Л. Орловой из фильмов Г. Александрова: интеллигентная ткачиха-стахановка из финала к/ф «Светлый путь» и профессор Никитина из к/ф «Весна».
18
Речь идет об общественно-политических изданиях, а не о журналах мод.
19
Анализ культурно-просветительского дискурса об абортах см.: [Мерненко 1999: 151–165].
Произошедшие в этот период изменения можно зафиксировать и на уровне «производителя дискурса»: на смену «окультуривающему» дискурсу гигиенистов, научающему основным бытовым навыкам, приходит «эстетический» дискурс специалистов. На это изменение, столь показательное для культурной ситуации 1930-х годов, обращает особое внимание и О. Гурова. Она отмечает, что, «говорящими в текстах становятся эксперты в области эстетики быта, вещей, тела — „специалистка косметического кабинета“, „директор института красоты“, „директор треста ТЭЖЭ“, „художник“, а не физиологи и гигиенисты, как это было раньше». Одежда обсуждается «в контексте темы телесной эстетики, взамен контекста телесной гигиены» [20] . Все это позволяет говорить о наступлении нового этапа как в истории советской культурной политики, так и в способах репрезентации моды.
20
Рукопись диссертации Гуровой «Советское нижнее белье как система вещей: социокультурный анализ» (гл. 2).
Выше я обозначила журнальное пространство, внутри которого существовали и взаимодействовали различные понимания моды и женской телесности. Далее я рассмотрю формы взаимодействия трех дискурсивных практик — моды, политики, гигиены в женских и модных журналах конца 1920-х — начала 1930-х годов. Этот период представляется мне наиболее показательным прежде всего потому, что это время дискуссий о понятиях, разброда мнений и складывания идеологических представлений (которые к середине 1930-х годов уже отольются в нормативные идеологические клише). В мою задачу входит анализ форм и способов политизации модного дискурса. Я буду отталкиваться от следующих положений: если моду можно определить как сферу досуга, инновативности и демонстративности, то гигиена репрезентируется через идею полезности, закрепленную авторитетом науки. Политика в этой «связке» осуществляет функцию контроля и идеологического переформулирования положений моды, в том числе и посредством ее тестирования на гигиеничность.
Необходимо отметить, что проблематика моды и гигиены представлена в отмеченной периодике неравномерно: это касается как самих журналов, так и временных периодов. Так, наибольший интерес для меня представляют журналы конца 1920-х годов «Искусство одеваться» и «Женский журнал» [21] . Причем в первом доминируют сюжеты, связанные с модными тенденциями и отношением к ним (о чем свидетельствует само название): новости из мировых столиц моды, новинки отечественной моды и дизайна, история моды, модели одежды, выкройки, полезные советы. Во втором — больше внимания уделяется проблемам гигиены. Этот журнал претендовал на освещение значительно широкого спектра женских проблем (которые очень часто были опосредованы гигиенической проблематикой): «женские» аспекты политики, права женщин, вопросы любви, брака, детей, проблемы абортов и контрацепции, вопросы семьи и быта, модные тенденции, кулинарные рецепты, полезные советы. Важно отметить, что оба этих журнала перестали выходить к 1930 году. В этот период было закрыто большинство журналов мод. В других женских журналах — «уцелевших» («Работница», «Крестьянка», «Работница и крестьянка») и возникших во второй половине 1930-х годов («Общественница», «Моды», «Модели сезона») — интересующие нас сюжеты претерпели ряд изменений. Прежде всего, сошла на нет гигиеническая проблематика [22] : исчезли материалы, посвященные личной гигиене, абортам, контрацепции и вообще всей «телесной» проблематике, а также обсуждение модных тенденций, в том числе и в плане гигиены. В 1930-е годы вопросы моды и гигиены были вытеснены в отдельные («профессиональные») локусы: о моде стали информировать несколько журналов мод («Моды», «Модели сезона»). В этих изданиях были представлены лишь модели одежды, выкройки и их нейтральные (деполитизированные) описания, а гигиенические нормы стали предметом рассмотрения исключительно специальной медицинской литературы.
21
Кроме нашего специального интереса, они важны еще и как достаточно репрезентативные журналы: «Женский журнал» — до 12 номеров в год, тираж — до 50 тыс. экземпляров; «Искусство одеваться» — 12 номеров, до 100 тыс. экземпляров.
22
Подробнее историю вопроса см.: [Плаггенборг 2000:75–124 (гл. 2: «Тело»)].