Мода в саване

Эллингем Марджери

— Ну что, начнем? — обратился он к леди Папендейк. — Все должно быть просто идеально.

— Все и есть идеально, — холодно ответила тетя Марта, вложив в интонацию всю глубину своей неприязни.

Пол ухмыльнулся, и его черты преобразились: рот вдруг стал выглядеть более мужественно, а золотая коронка почему-то придала его облику мягкость и человечность.

— Вы просто прелесть, — сказал он, причем почти искренне.

Леди Папендейк сверкнула в его сторону своими узкими глазками, которые сейчас, казалось, состояли из одних зрачков. Она не улыбнулась, но краешки тонких губ все же дрогнули, и Кэмпион заподозрил, что в действительности

эти двое являются мозговым центром всего предприятия. Оба не были художниками, но повелевали художниками, словно два Просперо, отдающих приказания своим Ариэлям[2], и оба питали друг к другу искреннюю симпатию.

Вновь прибывшие рассаживались на банкетках между окнами. Рекс мелькал тут и там. Он явно успокоился, но держался по-прежнему с некоторым трагизмом, периодически сменявшимся застенчивой веселостью, неизменно, впрочем, приправленной нужной дозой заискивающей любезности.

Одна из женщин привлекла особое внимание Кэмпиона — дама небольшого роста, чей элегантный наряд совсем не шел ей. Непонятно было, кто она и почему к ней относятся с таким уважением. Было очевидно, что Рекс совершенно искренне не способен увидеть что-либо хорошее там, где его не ждут какие-либо выгоды, но эта женщина не казалась богатой — как и не походила на чью-нибудь супругу. Впрочем, Кэмпиону не удалось как следует разглядеть ни ее, ни других присутствующих, потому что к нему вернулась Джорджия.

— Вы мне ужасно нужны, — сказала она с несколько обескураживающей искренностью. — У меня такое впечатление, что вы можете мне пригодиться.

Это сообщение было настолько наивным, что на мгновение он решил, что ему послышалось, но ее серые, как твид, глаза глядели на него в упор, а красивое широкоскулое лицо было серьезным и дружелюбным.

— Сегодня днем я узнала ужасную новость, — хрипло продолжила она. — Нашли скелет человека, которого я когда-то любила. Мне надо об этом с кем-нибудь поговорить. Простите меня, ради бога. Просто это такое потрясение.

Она улыбнулась слабо и виновато, и он с удивлением понял, что она говорит совершенно искренне. В это мгновение он вообще многое понял о Джорджии Уэллс — и заинтересовался ею. Ему был хорошо знаком тип обычной истерички, которая накручивает себя, пока окончательно не утратит всякое чувство пропорции и не станет угрозой для ничего не подозревающих людей, но это было нечто новое. В эту секунду Джорджия Уэллс искренне горевала и, более того, явно искала в нем не зрителя, но союзника, что тоже подкупало.

— Нельзя, конечно, так вываливать все на посторонних, — сказала она. — Только когда скажешь, понимаешь, как это все ужасно звучит. Отвратительно. Не сердитесь на меня.

Она сделала паузу и, посмотрев ему в глаза, с ребяческой откровенностью произнесла:

— Это какой-то кошмар.

— Ну разумеется, — неожиданно для самого себя заговорил Кэмпион. — Ужасная история. Вы не знали, что он умер?

— Нет. Даже не подозревала.

Ее слова звучали искренне и убедительно, но все же менее убедительно, чем предыдущие реплики, и он смерил ее испытующим взглядом. Она опустила веки и снова их подняла.

— Я непростительно себя веду, — сказала она. — Просто я так много о вас слышала, что чувствую, будто мы давно знакомы. Эта история выбила меня из колеи. Пойдемте, я познакомлю вас со своим мужем.

Кэмпион покорно последовал за ней, и, пока они шагали по комнате, ему пришло в голову, что она обладает редким даром — настолько редким, что ему пришлось напомнить себе, что это

всего лишь умение, — обращаться напрямую к человеческой душе собеседника, прячущейся за его цивилизованным фасадом. Поэтому невозможно было покинуть или подвести ее, не испытывая при этом чувства вины.

— А вот и он, — сказала Джорджия. — Мистер Кэмпион, это мой муж.

Первое, что пришло Кэмпиону в голову при знакомстве с сэром Рэймондом Рэмиллисом, была мысль о том, что перед ним неисправимый пьяница. Это впечатление, не подкрепленное никакими наблюдениями, зародилось само по себе. Внешность Рэмиллиса не позволяла заподозрить, что он вообще знаком с какими-либо алкогольными напитками, но, когда Кэмпион увидел перед собой это высокомерное бровастое лицо с чересчур близко посаженными светлыми глазами, производящее впечатление, что его обладатель склонен командовать всеми вокруг и не заботиться при этом об ответственности, он непроизвольно подумал: «Хотя бы трезвый пришел, уже неплохо».

Они пожали друг другу руки, и Рэмиллис самым беспардонным образом уставился на него. Он молчал и вообще не старался хоть как-либо выразить свою враждебность, но взгляду него был высокомерный и насмешливый одновременно.

Мистер Кэмпион держался с опаской, и ему в голову приходили разные истории про этого моложавого мужчину со звучным именем. Рэмиллис ушел в отставку, предварительно отслужив в знаменитом полку, действовавшем в Ирландии. В то время с его именем связывали самые фантастические и ужасные слухи. Потом он провел некоторое время за охотой в разных графствах, а чуть позже получил пост губернатора Уланги — неспокойного местечка на западном побережье, узкой полоски земли, отделяющей друг от друга две колонии. Климат там был таким суровым, что Рэмиллис по три месяца в году проводил дома, но намекали, что он и в отпуске не скучает. Кэмпиону вспомнился некий бесцветный юноша, который как-то провел месяц в Уланги и по возвращении упорно отказывался рассказывать о своих приключениях там. Кэмпиону запала в голову одна его фраза: «Рэмиллис, конечно, невероятный тип. Такое впечатление, что его либо вот-вот повесят, либо дадут крест Виктории. Удивительный парень. От него аж мурашки по коже».

В настоящий момент Рэмиллис вел себя тихо. С момента их прибытия он не произнес ни слова, все стоял на одном месте, слегка покачиваясь, расставив ноги и заложив руки за спину. На его живом лице было написано явно обманчивое простодушие. Кэмпиона одолело неприятное подозрение, что он раздумывает, чем бы себя развлечь.

— Я вывалила на мистера Кэмпиона всю эту историю с Ричардом. — В голосе Джорджии не было ни малейшей искусственности — напротив, он звучал удивительно искренне. — Я даже сама не понимаю, почему это настолько потрясло меня. Ты же знаешь мистера Кэмпиона, Рэймонд?

— Разумеется, — ответил Рэймонд, глядя на нее. Его резкий и высокий (но отнюдь не женоподобный) голос звучал так, будто его забавляло происходящее. Переведя взгляд на Кэмпиона, он обратился к нему, но при этом держался таким образом, словно их разделяла приличная дистанция.

— Скажите, вам это нравится? Наверняка, иначе бы вы бросили это дело. Есть что-то увлекательное в том, чтобы охотиться на людей, правда?

Самое интересное, что это не прозвучало грубо. Его голос, манеры и выбор слов были достаточно оскорбительными, чтобы спровоцировать неприятности, но при этом вопрос производил скорее простодушное, наивное впечатление. В нем не было агрессии, скорее задумчивое сожаление.