Модернизация и Архаика

В день 100-летия Октябрьского переворота канал «Евроньюс» транслировал интервью Э. Радзинского, который сказал: «За последние 100 лет Россия три раза меняла основы своей цивилизации, поэтому лимит на революции исчерпан» [1] . Символически это можно интерпретировать так: данная точка зрения наиболее понятна нынешним европейцам, поэтому она и была озвучена в столь знаменательный день

Мое утверждение полностью противоположно, и я сформулирую его в конце данной работы.

Я хочу рассмотреть революцию 1917 года как событие, подготовленное полутысячелетием русской истории. В советское время нам всем вдалбливали, что революции – это закономерность мирового развития. Россия – не исключение, а некая особая страна, где революция была наиболее прогрессивной. Но мы знаем, что в большинстве стран мира не было никаких революций.

Существует теория колеи path dependency – зависимость от пути развития. Она противоположна марксизму. В ней универсальные законы истории не отрицаются, но отходят на задний план по сравнению с национальной спецификой. И мне кажется, что эта теория позволяет лучше понять специфику нашей революции и в первую очередь то обстоятельство, что, по словам Теды Скочпол, «ни одна из современных социальных революций не была такой радикальной, как русская» [2] .

При этом у стран, в которых произошли революции, по-видимому, больше сходств, чем со странами, в которых они не произошли.

Еще одна концепция, которая помогает разобраться в причинах русской революции, – это теория «столкновения циви лизаций» Самуэля Хантингтона – clash of civilizations [3] .

Наиболее привычная схема обсуждения причин русской революции – это развитие капитализма в России. Капитализм принес такие изменения, которым больше не соответствовал царский режим, и поэтому он рухнул. Я считаю, что этот подход отражает только отдельные фрагменты исторической реальности, либо – даже искажает. Потому что главная причина, если использовать эту терминологию, заключается в чем-то противоположном: царский режим рухнул потому, что долго и упорно отказывался поддерживать и развивать капитализм. Но такое заявление звучало бы слишком упрощенно.

Сам термин «капитализм» сильно устарел и сбивает с толку. Он помещает в центр внимания понятие капитала, т. е. выставляет на первый план чисто экономические процессы на копления, инвестиций, прибыли и т. д.

Я предпочитаю употреблять другой термин – «модернизация», который гораздо шире. Он включает в себя и капитализм с его экономическими аспектами и другими, которые, вопреки марксизму, не вытекают напрямую из экономических. Например, целый кластер инноваций, имеющих прямое отношение к модернизации, связан с формированием правового государства, верховенства закона и т. д. Все это далеко не вытекает из активностей капитала, скорее наоборот, эти институты содействуют так называемому «развитию капитализма».

Одним из направлений модернизации, кстати, является вообще обуздание капитализма в части его издержек – создание антитрестовского законодательства, социального государства и разнообразных институтов, с ним связанных.

С другой стороны, опираясь на концепцию «капитализма» невозможно объяснить задержку его развития либо даже просто его тупик в огромном количестве стран мира. Формула «товар-деньги-товар» исторически возникла как исключение из общего всемирного правила, согласно которому как «товар», так и «деньги» находятся под плотным контролем «власти». Капитализм, вопреки Марксу, возник не как законмерность мирового «движения вперед», а как аномалия, порожденная необычной слабостью власти, выпустившей изпод своего плотного контроля «товар» и «деньги». Выпущенная как джинн из бутылки, данная аномалия реинкарнировалась в «модернизацию» и со временем стала диктовать всему миру свои законы.

Феномен революции тесно связан с процессом модернизации и относится к Новому времени, которое начинается, когда Запад становится центром институциональных и технологических инноваций, распространяющихся затем по остальному миру. Несколько по-другому можно сказать: Новое время отсчитывается с того момента, когда страны Запада, прежде всего Англия, начинают продуцировать современность, т. е. совокупность признаков, отличающих окружающий нынешний мир от уходящей в прошлое традиции. Погоня за этой современностью, которая обозначается на европейских языках словом с корнем ‘modern’ с этого времени становится главной проблемой государства во всем мире. Императив модернизации с этого момента не может полностью игнорировать ни одна страна.

Как протекает процесс модернизации в той или иной стране, зависит от ее исторического пути (path dependency). От того же, как влияет модернизация на исторический путь, зависит ответ на вопрос, встречаются ли на этом пути революции. Более того, исторический путь во многом еще и предопределяет тот социальный порядок, который устанавливается после революции.

В отстающей стране революция всегда, по сути, является радикальной версией ответа на вызов западной модернизации, так же как реформа – умеренной и бескровной формой такого ответа.

Для России Новое время – это тоже эпоха реагирования на вызов Запада – одновременно трансфер западных инноваций и борьба с ним, конвергенция и размежевание. Модернизация и контрмодернизация.

Для того чтобы понять, в чем специфика ответа России на вызов Запада, надо сначала понять, в чем состояла специфика российского социума по отношению к западному.

Прослеживать отличия Руси-России от Запада можно по множеству различных направлений, а можно – по наиболее фундаментальным, из которых вытекают все остальные. Я отталкиваюсь от того, что считаю наиболее фундаментальным отличием, выделяющим Запад на фоне всего остального мира, начиная со Средних веков. Оно заключается в сохранявшейся на протяжении столетий сравнительно слабой концентрации власти, контролирующей определенный социум, что рав нозначно дефициту ресурсов, имеющихся в распоряжении у центра этой власти.

Наиболее значительным ресурсом, облегчающим мобилизацию и всех остальных, является ‘сакральный ресурс‘. Это – религия или (шире) идеология, высвобождающая в жителях социума энергию самоотдачи (самопожертвования) в пользу носителя власти. Если центры управления территорией и сакральным ресурсом совпадают, то происходит резкое усиление власти, имеющее следствием подавление любой субъектности, т. е. самостоятельной политической (а вместе с ней и экономической, в значительной мере социальной) активности внутри данного социума. В таком случае мы имеем дело с ‘моносубъектностью’ социума. В дальнейшем для обозначения этого состояния я буду использовать также термин ‘тотальность‘.