Мое чужое сердце
Шрифт:
Максим не долго ошивался возле меня. Как только позвонила Нина — сразу отошел как можно дальше и принялся ворковать по телефону.
Мой бывший телохранитель и сестра… Никогда бы не подумала. Нина, наведываясь в палату к зятю, быстро выцепила взглядом привлекательного парня, занимающего соседнюю койку. Ну а дальше, как говориться, понеслось, завертелось. На Влада уже никто не обращал внимания. Наоборот, он им даже начал мешать в некотором роде.
А ведь тогда, бесконечной январской ночью я уже и не надеялась на его спасение. Я тогда ни на что не надеялась. Сама медленно угасала под дверями реанимации
Гончаров, заприметив мое присутствие, улыбнулся и помахал рукой, подзывая к себе. Я отрицательно замотала головой, давая понять, что постою в сторонке, не желая путаться под ногами. Ещё наверстаю свое в ресторане. Тем более что вчера с Ирой и так хорошенько оторвалась. Он сдвинул плечами, мол, не хочешь, как хочешь. В этот момент огромные, двустворчатые двери гостеприимно распахнулись. Под марш Мендельсона Мишка взял невесту под руку и повел в тожественный зал. Остальные, неспешно, потянулись следом.
— Стася, не отставай! — Максим поравнялся со мной, нагнав в пару шагов.
— Ты иди. Я сейчас.
Шла самой последней, как вдруг, что-то заставило меня остановиться. Непонятный порыв, волнительное ощущение, не знаю… Но я обернулась, приложила руку козырьком, спрятав глаза от слепящего солнца и принялась всматриваться в прохожих. Сердце екнуло, а потом забилось, затрепыхалось, грозясь выпрыгнуть наружу, стоило мне заприметить его.
Он шел по тротуару на противоположной стороне в белоснежной рубашке, строгих темно-синих брюках, с огромным букетом белых роз. Все прохожие оборачивались ему вслед, а я счастливо улыбалась не веря своим глазам. Он ведь предупреждал, что не успеет вернуться из командировки.
Никогда не научусь реагировать на него спокойно. Каждый раз как в первый. Непроизвольно потянулась к сердцу, пытаясь успокоится и сделала первый шаг на встречу. Потом ещё, и ещё… и стоило ему перейти дорогу, как бросилась к нему, повиснув на шее.
— Какой сюрприз, — прошептала, обнимая со всей силы, позабыв о бракосочетании друзей.
— Я старался, — крепко сжал в ответ, отведя цветы в сторону и слегка приподняв, принялся кружить меня над землей, срывая с губ жадный поцелуй.
Я отвечала, ничуть не смущаясь любопытных взглядов. В целом мире был важен только он. Так было всегда. Так будет и впредь.
— Это тебе, — Влад протянул цветы, как только я обрела способность ровно стоять. — С днем Рождения, — произнес торжественно, сверкая улыбкой. — Хорошо, что ты есть… Что полюбила и не отвернулась в самые мрачные дни. Хорошо, что вошла в мою жизнь, наполнила её смыслом и подарила надежду.
От такого поздравления, я едва не расплакалась, хотя зарекалась это делать. Но ведь это от счастья. От счастья можно.
— Кроха-а-а-а,
— Скучали, — ответила на выдохе и за себя, и за малыша с переполненными от слёз глазами и посмотрела в тёмно-карие омуты, обрамленные чёрными ресницами. Потом, привстав на носочках, заглянула в них так глубоко, насколько только можно: — Шамров, разве можно так? Ты ведь знаешь, что теперь я не успокоюсь.
— Сейчас что-нибудь придумаем, — прикоснулся губами к щеке и заскользил по ней губами, давая понять, что тоже нуждается в успокоении, только немного иного характера. Я отрицательно повела головой. — Нет? Ладно… А так? — опустился вдоль шеи, отчего я вздрогнула, воспламеняясь в его надежных руках.
— Уже намного лучше, — довольно улыбнулась.
— Ну-у-у, вы совсем стыд потеряли, Анастасия Шамрова, — прозвучало хрипло, и я тут же почувствовала всю силу его успокоительной терапии, отдавшись во власть сокрушительного поцелуя.
Мы долго стояли перед входом в здание, целовались под чужими взглядами — одобрительными, осуждающими, но не равнодушными и радовались тому, что есть друг у друга.
Успокоилась я, не то слово. Вот бы теперь и внутренний пожар потушить.
— Может, ну его, эту свадьбу, а? — взял меня за руку, с надеждой всматриваясь в глаза.
— Не-е-ет. Отбудем со всеми, как и положено. У тебя что, друзья каждый день женятся?
— Нет. Не каждый, — вздохнул обреченно. — Просто… не люблю я эти все моменты.
— Придется потерпеть.
Когда мы вошли в зал, Мишка с Ирой давали друг другу обеты. Застыв у двери, я прижалась к Владу и смахнула с ресниц набежавшую влагу. Если честно, считаю, что это таинство, как и рождение ребёнка и на нем должны присутствовать только двое.
Иркин голос дрожал, вибрировал насыщенными нотками. Волновалась, бедняжка. Понятное дело. Я тоже растрогалась. Мишка тоже нервничал. А-то! Это ему не пистолетом махать, носясь по городу, а давать обет любимой женщине быть верным до последнего вздоха, ценить, уважать, оберегать.
Невольно подняла глаза и увидела, что Влад опустил голову и ушел в себя, глубоко задумавшись. Я даже знала о чем.
— Белое платье, пылкие клятвы, ресторан и машина, украшенная лентами может и не забудется полностью, но точно поблекнет со временем, — прошептала я, привлекая к себе его внимание. Он криво улыбнулся, не соглашаясь с подобным рассуждением. — Но я точно знаю, что не забуду никогда — как ты приковал меня к себе наручниками, как покупал кольца… нес на руках… Как трижды рисковал собой, спасая мою жизнь — это важнее всех клятв вместе взятых.
Шамров поднял глаза и улыбнулся.
Со всех сторон послышались поздравления, свист, задорный призыв «горько», радостный смех, пожелания счастья, а мы так и стояли, пожирая друг друга глазами, не обращая внимания на происходящее вокруг безумие.
Ему не стоило говорить, как сильно он меня любит. Да я и не нуждалась в этом. В его глазах читалось столько этого чувства, что у меня перехватывало дыхание. А ещё, иногда, в них скользило скрытое от посторонних глаз понимание смысла жизни. Такое присуще не каждому, а только тем, кто побывал в объятиях смерти.