Моё "долго и счастливо"

Глава 1

– Эдвард?

Не отрываясь, я неверяще смотрела на него. Ну же… Пожалуйста…

Секунду я была уверена, что в зелёных глазах мелькнуло узнавание. И уже подалась вперёд, улыбаясь. Я бы на шею ему бросилась, я бы расцеловала его всего, я - не знаю - я бы…

– Mademoiselle, je crois que vous vous trompez (“Мадмуазель, мне кажется, вы ошибаетесь”) , - натянуто улыбаясь, произнёс юноша, опуская взгляд и беря меня за руку.

Я тупо уставилась на тёмно-красную кожаную перчатку. Как же… как же так? Я

– Mais Edouard ..!(“Но Эдвард!”)

Но стоило боситься к нему, как меня тут же бесцеремонно схватили сначала кто-то из охраны, потом - из преподавателей. И быстро - под прицелом камер и щелчки фотоаппаратов - потащили к университету, выговаривая что-то вроде: “Катерина, да как тебе не стыдно?!”

Последнее, что я слышала, прежде чем тяжёлая входная дверь закрылась, - голос юноши, отвечающего журналистам:

– Non, non, je ne sais pas cette jeune fille. Mais si toutes les filles russes sont si belles…(“Нет, нет, я не знаю эту девушку. Но если все русские девушки такие красивые…”)

– Ты с ума сошла, Катерина!
– прошипела наша куратор, проталкивая меня через турникет и крепко, до боли сжимая мою руку.
– Решила на первые полосы попасть? Нашла способ!

Я ударилась о стойку рядом с комнатой охраны. Перед глазами оказались часы, и я машинально отметила про себя, что, похоже, не прошло и минуты с тех пор, как я… как я…

– Зачем ты туда вообще сунулась?
– голос преподавательницы прозвучал словно издалека.

Я вздрогнула, с усилием подавляя желание схватиться за блонды - раньше я всегда так делала, когда волновалась. Во Фрэсне и в…

Я в платье. На мне нет блонд. На мне даже кофточки нет - плечи прикрыть. О, господи, как неприлич…

– Катерина!

– Да за пудреницей полезла, - хрипло буркнула я.
– Отпустите меня. Пожалуйста.

Преподавательница округлила глаза, но, стоило ей выпустить мою руку, как я, хватая несуществующие юбки, стремглав бросилась к лестнице на второй этаж - окно, я убила бы сейчас за окно. За один взгляд на… да чёрт возьми, это точно Эдвард!

Но он так чисто говорил на современном французском. Эд бы так не смог. И…

– Катя!
– бросилась мне навстречу Таня. За её спиной маячил удивлённый Ромка.
– Катя, что слу…

Я отпихнула её и, не обращая внимания на ропот и удивлённые взгляды других девчонок в коридоре, грудью навалилась на подоконник, высовываясь наружу. Где-то внизу, в море журналистов и фотоаппаратных вспышек маячила знакомая золотистая макушка.

Посмотри наверх. Посмотри, пожалуйста. Эдвард, пожалуйста!

Окружённый охраной и репортёрами юноша, не останавливаясь, прошёл мимо моего окна к крыльцу.

Я слизнула кровь с прокушенной губы и всхлипнула.

– Кать?
– меня в который раз потрясли за плечо.
– Кать, ну ты чего? Из-за пудреницы, что ли? Да я тебе такую на день рождения подарю, хочешь? Скоро уже, месяц же потерпишь?

Я обернулась, непонимающе глядя на Таню. Пудреница? Ах, да…

Подруга улыбнулась, поймав мой взгляд.

– Расскажи лучше, какой он? Эдмунд. Ты же его близко видела. Да? Кать?

Я снова всхлипнула и, спрятав лицо в ладонях, заплакала.

***

В зеркале маячила жуткая зарёванная рожа. В зеркале - а-а-а! Заляпанном, замызганном, треснутом сбоку, но - мамочки!
– зеркале.

Щас я его расцелую! Кто чуть не полгода без зеркал не жил, тому не понять, какое это чудо: увидеть, наконец, своё отражение - нормально!

– Кать, давай я тебе свой тональник дам, только пойдём уже, а?
– ныла Таня, вышагивающая позади меня по пустому туалету.
– Он уже полчаса как выступает! Боже, там такая толпа, мы даже к двери, наверное, не пробьёмся!

Я пригладила волосы, дурея от ненормальности происходящего. Только полчаса назад я стояла на помосте перед плахой, а сейчас прихорашиваюсь в университетском туалете?

Таня резко остановилась, уставившись на мою протянутую руку.

– Тональник, - бросила я, не отрывая взгляда от зеркала.
– Давай.

Спустя ещё минут десять совместными усилиями моя физиономия приобрела более-менее божеский вид.

– Ну быстрее, Кать!
– торопила Таня, таща меня к актовому залу. Я спотыкалась, чувствуя себя коровой на шпильках.
– Ты что, на каблуках вдруг ходить разучилась?

Я машинально облизнула губы, слизывая помаду, и врезалась в Танину спину.

– Видишь, - простонала подруга.
– Я же говорила… Даже к двери не подойти.

Я выглянула из-за её плеча и присвистнула. Мда, бедный клочок коридора перед актовым залом такого столпотворения ещё не знал. И визга, когда где-то там, в зале, объявили выступление “нашего второго гостя из Франции, господина Эдмунда”.

– Нет!
– хныкнула Таня.
– Я же его так и не… Катя! Ты что творишь?!

Именно это, но в более нецензурной интерпретации думали те девчонки, которых я по дороге расталкивала, локтями прокладывая дорогу себе и подруге.

Ха! Курицы, да меня сегодня чуть не казнили, что мне какая-то толпа! Эдвард, я знаю, это ты, это же твой голос, Эдвард! Я уже иду к тебе!

Пройти удалось только до двери, зато отсюда даже видно было лучше: всегда не любила наши маленькие, убийственно мягкие креслица, расставленные так, что за спинкой соседа не раглядеть сцены. Впрочем, я редко на нее смотрела.

В довершение кто-то из разъярённых фанатов французского сзади толкнул меня, я дёрнула Таню…

Золотоволосый юноша стоял на сцене перед микрофоном, что-то говоря на безупречном французском. Замер на мгновение, когда мы с Таней чуть не кубарем выкатились в проход между креслами. Но тут же продолжил - также спокойно и доброжелательно, как и раньше.