Мое ледяное проклятье
Шрифт:
– Нет, пока я не настроен тебя убивать. Сделаю это, когда станет совсем скучно. Но если ты отморозишь пару пальцев или ступню, рыдать не буду. Поверь.
– Я тебя ненавижу, – чувствуя приходящую на смену отчаянию злость, выкрикнула я.
– Нет, Рыжик. Это я тебя ненавижу. А ты меня любишь, как и восемь лет назад. Просто злишься, что чувства по-прежнему безответны. Но маленькое глупенькое сердце продолжает часто биться при моем приближении. Ты любишь меня даже таким, и это заводит. Еще одна причина не убивать тебя сразу. Любовь вперемешку со страданиями – это то, чего я ждал так долго.
После этих слов
Сидеть было холодно. Если не выберусь, то действительно могу себе что-нибудь отморозить. Ухватилась за ручку и тут же отдернула руку из-за обжигающего холода. Я оказалась в ловушке.
Заглянула в ванную, но краны даже не открылись. Пришлось искать какой-нибудь предмет, чтобы отколоть лед. У меня всегда были длинные волосы, поэтому шпилек в комнате оказалось много. Самыми острыми я попыталась расковырять дверь и выбраться из ледяной коробки, но ничего не получилось. Я зарыдала, чувствуя, как коченеют пальцы. Наверное, с утра обо мне вспомнят и кто-нибудь заглянет, но не уверена, что доживу до этого момента в целости и сохранности.
Сидеть и плакать было проще всего, но это вело к неминуемой гибели. Поэтому я бегала по комнате, кричала, стучала кулаками в дверь и даже пару раз ударила по льду стулом. Никакого видимого эффекта не добилась, зато согрелась. Лед, видимо, глушил все звуки и совсем не поддавался внешнему воздействию. Я устала, отчаяние накатило с новой силой. Хотелось упасть на пол и разрыдаться, но дверь внезапно открылась сама. Безо всяких усилий.
В комнату просунулось удивленное лицо Женевьев, а между ее ног скользнул Пэрсик. Он коснулся лапами ледяного пола, вздыбил на загривке шерсть и попятился, раздраженно дергая хвостом. Не понравилось.
А я с рыданиями бросилась вон.
– Что тут произошло? – удивленно спросила сестра и шагнула мне навстречу. Лед в комнате стремительно таял, стекал волной по стенам, образовывал лужицы на полу. Покрывало на кровати тоже стало мокрым.
– О боже! Валенси! – всхлипнула сестра и кинулась меня обнимать. – Это сделал он, да? Скажи мне!
Я смогла только кивнуть и снова зашлась в рыданиях, а Женевьев увлекла меня в свою комнату.
Дэвид попытался возмутиться, но был изгнан. Я скинула мокрую шубу на пол, и сестра сразу отправила меня отогреваться в душ. Я была ей за это благодарна. Пэрсик упорно тащился за мной следом, но я захлопнула дверь перед его носом. Меня трясло от холода и от пережитого. Как хорошо, что сестра дала время прийти в себя, а не накинулась сразу с вопросами.
Я включила горячую воду и замерла под ее напором. Струи били в спину, отогревали окоченевшие ступни и руки. Тело ломило так, что хотелось выть. А еще за шумом воды я почти не слышала разговор Женевьев и мужа. Уловила только обрывки слов Дэвида. «Это нельзя так оставить», «Она нас погубит» и «У тебя, кроме сестры, есть дочь…»
Я и сама понимала, какой опасности подвергаю Женевьев и ее семью. Наверное, и правда стоит подыскать себе другое жилье, но не завтра. Мне слишком страшно, чтобы уйти. Что ответила Женевьев, я не расслышала. Совсем не удивлюсь, если сестра выставит меня из дома. Слишком много неприятностей я доставляю.
Но когда я, кутаясь в теплый халат и натянув почти до колен шерстяные носки, вошла в комнату, на маленьком столике дымился чай и стоял мед. Женевьев сидела в кресле с Пэрсиком на руках, а вот Дэвида в комнате не оказалось.
– Мы решили, что будет лучше, если ты переночуешь тут со мной. А Дэвид поспит в гостевой спальне, – пояснила сестра, проследив за моим удивленным взглядом.
– Не стоит… – начала я, но она покачала головой.
– Так будет спокойнее. В первую очередь мне. Расскажешь, что произошло?
– Постараюсь.
– Впрочем, – она отмахнулась, – я представляю. Можешь не говорить. Это проделки Раниона. Совсем свихнулся.
– Он меня ненавидит.
– Он сошел с ума. Я с ним поговорю.
– Не нужно, Женевьев. Это опасно. Как вы меня нашли? Как ты вообще поняла, что мне требуется помощь?
– Это он, – сестра указала на Пэрсика. – Убежал от Китти. Разбудил меня и не отставал, пока не пошла за ним.
– Я не могла выйти из комнаты. Так страшно… А до этого… – Я закрыла руками лицо и разрыдалась. А когда немного успокоилась, все же смогла рассказать Женевьев, что со мной произошло.
– Тебе нужно поспать, – сказала сестра. Переложила мне под бок кота и укрыла одеялом. – Хочешь, дам успокоительный отвар?
– Нет, – помотала головой. – Не нужно.
– Спи, Вал, я что-нибудь придумаю.
– Ты не обязана мне помогать, я виновата. Это сотворила я, и он в своем праве.
– Нет. Не вправе, – жестко заявила сестра. – Ты была глупой маленькой девочкой, на эмоции которой не обращали внимания. Мы ведь с Раном видели, что ты его боготворишь. Нас это веселило. Мы виноваты не меньше, чем ты. Спи.
Глава 4
Метель закончилась к утру, так как я успокоился. Точнее, ненависть из буйной стадии перешла в отстраненно-холодную, и это отразилось на погоде. Я перестал словно угорелый носиться над долиной и бороться с желанием разнести все к снежным демонам и вернулся в замок.
Успокоиться стоило великих усилий. Я словно заново прожил тот день восемь лет назад, когда вместо крови по венам потек лед. Тогда я еще не понимал, что со мной произошло. Все казалось какой-то дурацкой шуткой, которая со дня на день прекратится, и я продолжу жить, как и прежде. Я не испытывал ненависти к Рыжику, она все еще оставалась милой сестричкой девушки, на которой я планировал жениться. Ненависть пришла позже, вместе с осознанием, что как раньше не будет уже никогда. Она разъедала мою душу день за днем, пока не стала единственной целью никчемного существования. Я превратился в чудовище не только внешне, но и в душе. Тогда Валенси создала идеальное ледяное чудовище, которое не остановится ни перед чем в желании поквитаться.