Моё наследство
Шрифт:
Когда после укола ей стало плохо, она смогла доползти с кухни до прихожей, и вышедшему к ней Аркадию сказала: «Перебрала, дура». Вызвали «скорую», но уже было поздно. «Скорая» вызвала полицию. С Катей остался только Аркадий. Остальные, откупившись от медиков и полиции, уехали домой.
В гостиной у Кати висели работы Натальи Гончаровой, Алексанлра Куприна, Аристарха Лентулова и две неоконченные картины Кузьмы Петрова-Водкина. Свои картины Катя не любила, называла их открытками.
Не знаю, почему одна картина висит над столом директора продовольственного магазина, и стоит тысячу
Я с удовольствием ночевала одна в подаренной квартире, но сегодня настроение было такое… тревожное, что ли? Мне хотелось увидеть Милу, мою подругу, но она соглашалась приехать в гости только вместе с воздыхателем Шуриком, – а точнее, с Шуриком, по которому вздыхала именно она. А Шурик, любитель шумных компаний, обязательно притащит за собой ещё кого-нибудь, например, приятеля Леонида. Шурику стоит поддаться один раз, и приличные апартаменты превратятся в караван-сарай, не отмываемый никаким «Доместосом».
До часу ночи я смотрела телевизор, ела диетическое печенье «Крекер» и пила «Мартини». «Мартини» тётя Катя, а так же анисовой водкой, затарилась основательно, по двенадцать бутылок. При разумном использовании, запаса хватит до Нового Года. А сейчас только конец сентября.
Стерва занималась любимым делом – стащила с моей ноги тапку и трепала её, рыча тенором. Наказывать Стерву было бесполезно. Размером она меньше стандартной кошки, а упрямства в ней на целого осла.
Сегодня я впервые решилась спать не в гостиной, а в кровати Кати. Засунув под подушку записки со всеми известными мне мужскими именами, я прошептала:
– Сплю на новом месте, приснись жених невесте! – и легла на водяной матрас, обхвативший меня с трепетом и нежностью.
Утром в гости пришел Григорий. Коротко позвонив, он открыл дверь своим ключом. Автоматически, как у себя дома, повесил пальто в шкаф прихожей, поменял туфли на тапки, прошел в спальню и сел в кресло на гнутых ножках, обтянутое английским ситцем в приятных глазу пёстрых цветочках. Опять крутил в руках зажигалку, на меня не смотрел.
– Настя, есть отличное предложение. Двухкомнатная на пятом этаже, переезд оплачиваю я, и даю двести двадцать тысяч в придачу. Позвони маме, посоветуйся.
Мне спросонья было не до общения с надменным Григорием, больше волновал вопрос «суженого», а для этого надо было достать из-под подушки записку с именем. При взрослом мужчине предаваться подобным детским забавам неудобно, но записку под подушкой я всё-таки нащупала. Развернула…
Я что, вчера слишком спать хотела? Что это за имя – Сигизмунд? Совсем я себя не люблю, если такое смогла такое написать. Настроение упало. Григорий всё бубнил о квартире и деньгах, обсуждая вопрос переезда. Он решил, что обмен мы уже обговорили.
– Григорий, но меня больше всего устраивает первый этаж. Если лифт ломается или электричество вышибится, то мне необходимо будет забираться по лестнице. Э-эй, Григорий! – Мне пришлось прищелкнуть пальцами, привлекая его внимание. – Не с моей ногой делать альпинистские восхождения.
Григорий смотрел в сторону спального алькова, видимо, что-то вспоминая, и заговорил тоном барина, объясняющего бестолковой дворовой девке алфавит.
– Настя, в тех домах, о которых я говорю, есть собственные подстанции, и лифты там не ломаются.
Ой, не нравился мне сегодня тётин приятель! Дёргается, смотрит в сторону, врёт. Но в чём врёт?.. Мутный разговорчик получался. Он ведь хронический жмот. А тут такая щедрость…
Я набрала мамин телефон.
– Алло, мам, ставки растут. Григорий снова предлагает денег.
Мама молчала. Я слышала, как она барабанит пальцами по столу. Григорий усиленно смотрел на полосатые обои гостиной. Мама наконец-то ответила мне:
– Знаешь, Настя, мы сегодня с тобой к Илье, двоюродному брату твоего отца, приглашены, ему полковника дали, вот там и поговорим. Передавай Григорию привет, и отсылай его… до завтра. Лучше всего надеть скромное чёрное или однотонное платье, все цацки сразу на себя не навешивай, а только самый дорогой бриллиантовый гарнитур…
– Хорошо, мама. – Я отложила телефонную трубку, и Стерва лениво куснула её, как и все предметы, попадающие ей под мордочку. – Григорий, мама сказала, что мы завтра дадим ответ. Сегодня идём к дяде Илье, ему дали очередное полицейское звание, надо отметить.
– Завтра?
Григорий из всего разговора услышал только это слово. Резко встав, он ушел. Просто встал, и без «до свидания», или «пока», ушел из квартиры, вытащив по пути плащ из шкафа. Совершенно на него не похоже. Или он всегда был показушно воспитанным, а я не замечала?
Хотя, если б у меня оттяпали нужную квартиру, я бы и улыбаться не смогла… А, может, Катя бравировала перед знакомыми богатым любовником, и сама спонсировала покупку?.. Может быть. С Катей всё могло быть.
Глава 4
Дядюшкино чинопразднование
Закрыв за Григорием обе стальные двери, я поняла что он не услышал, о сегодняшнем походе с поздравлениями новоявленного полковника полиции, ему это не важно, а вот для меня это событие из ряда вон выходящее.
В гостях у двоюродного брата моего папы мы бываем раз в год, на его день рождения. Меня к ним приглашали из жалости, всё-таки инвалидка. Я не люблю ездить туда из-за Андрея, сына дяди Ильи и тёти Маши. В детстве он мне постоянно хамил, а в последнее время разговаривал как с неизлечимо больной… умственно больной.
Теперь мама решила похвастаться наследством. И я её понимаю. Мне тоже хочется показаться в платье за штуку евро, с бриллиантами на шее и на руках. Я уже прикидывала, какое из Катиных платьев сможет на мне застегнуться, и как будет смотреться колье. Платиновый витой «ошейник» в шесть рядов и спускающиеся с него короткие ажурные семнадцать подвесок с бриллиантами Уже примеривалась надеть его на себя… Но Стерва кротко тявкнула, и скосила вишнёвые глазки, призывая к сочувствию… Блин, надо её выгулять, неизвестно, во сколько закончатся мои показательные выступления на дне рождения дяди.