Мое пылающее сердце
Шрифт:
Но секрет не биологов, не физиков, не старого свода законов, не старых догм. Наши физические догмы столь же неуместны, как и религиозные догмы. Мы должны появиться в чем-то ином. И мы находимся В ПРОЦЕССЕ появления в нечто ином через весь этот хаос.
Поэтому есть надежда -- не просто надежда, это даже ощутимо -- что то, о чем я грезил ребенком на берегу моря, что кажется столь... одновременно столь необъятным и частью СЕБЯ, вы знаете... Когда я смотрел на море, это не было нечто "иное" -- та маленькая волна не была нечто иным. Я струился с
В конце всего того страдания мы можем обнаружить, в теле, то, что мы знали, будучи детьми, и что мы также знали на вершинах медитации. Тогда материя обретает свой собственный смысл.
Цель эволюции состоит не в том, чтобы избавиться от материи. Цель заключается в том, чтобы найти настоящий секрет материи. И ее настоящий секрет не имеет ничего общего с электроникой. Он должен соотноситься с Радостью в материи, с Сознанием в материи, Мощностью в материи, что позволит нам ЖИТЬ по-иному, поистине божественной жизнью на земле.
Но мы должны использовать правильные средства, ПОНЯТЬ процесс. Мы должны понять, что весь этот хаос, через который мы проходим прямо сейчас, это не банкротство цивилизации, не банкротство материи, не банкротство религии -- ничего подобного. Это банкротство старой рыбы, заставляющее ДВИГАТЬСЯ к своему расцвету.
Тогда все обретает смысл.
Товарницки: Но как быть тем, кто чувствует некое недомогание и жи
вет в Париже, Лондоне, Буэнос-Айресе или где-то еще? Как могут они
принять этот путь?
Но... вы не "принимаете" этот путь! Вы живете им, действительно, каждую секунду! И вы можете жить где угодно: в Лондоне, в Париже -- и, я думаю, гораздо более интенсивно, когда вы посреди этой ужасной вещи.
Удушье -- это средство само по себе.
Подобно старым рептилиям мы поставлены перед удушающими обстоятельствами, чтобы... чтобы человечество открыло свой рот и позвало, вскричало. Нет способа эволюционировать в нечто иное, пока нет НУЖДЫ эволюционировать в нечто иное. Это очевидно.
Товарницки: Вы думаете, что современный мир показывает, раскрывает
свои собственные границы?
Они разбиваются повсюду, эти границы.
Границы ужаса как и границы добра -- все границы разбиваются на куски, разбрасываются. Безучастному наблюдателю этот мир кажется совершенно сумасшедшим. Он кажется сумасшедшим по части своего добра в той же степени, как и по части зла. Определенно, нечто ИНОЕ пытается занять свое место. И это удушье ясно ощущается всеми людьми, хоть чуточку чувствительными, живут ли они в Лондоне, Вашингтоне или где-то еще -- вы должны быть сделаны из очень рудиментарного вещества, чтобы не чувствовать это. Но то удушье является средством, потому что когда вы задыхаетесь, то должны найти СРЕДСТВА избавиться от удушья.
И каковы эти средства?
Они чрезвычайно просты, вы понимаете. Это всего лишь зов. Когда вы задыхаетесь, то просите воздуха.
В этом все и заключается.
Цель науки,
зов следующего вида
Товарницки: Когда вступаешь на этот путь, то какое впечатление соз
дается о современном техническом мире, мире информации, связи?
Ах, для меня это выглядит как -- уж извините -- сверхрыба в своем аквариуме, замышляющая усовершенствовать свои усики и плавники и клешни и... Это кажется ... таким детским, таким узким!
Они совершенно в стороне от цели. И как раз потому что они безнадежно идут мимо цели, что... что милость находится за работой, чтобы разрушить их несмотря на них самих. Вот что делает милость: она повергает все. Иначе, предоставленные самим себе, мы бы НЕСКОНЧАЕМО творили супер-электронные игрушки и суперплавники... пока бы в конечном итоге не перерезали собственную глотку, вы понимаете. Но нечто находится в процессе безжалостного разрушения всего того на куски.
Товарницки: Вы сказали, что...
И это произойдет! Произойдет разрушение, общее разрушение их чудесной системы.
Тогда мы увидим, как человек пробуждается к... какой глаз он откроет, когда столкнется с разрушением этой грандиозной машинерии. Какой глаз он откроет, когда больше ничто не будет работать?
Я думаю, что все эти электронные и механические мощности уже дали убедительное доказательство собственного бессилия. Достаточно только вспомнить, как Америка боролась с проблемой нескольких заложников в Иране, чтобы осознать бессилие той чудовищной мощности.
Действительно, наша чудовищная мощь совершенно бессильна.
Вот что мы постепенно обнаруживаем -- шаг за шагом.
Товарницки: Вы говорили, что чем больше мы разговариваем об инфор
мации, тем меньше мы информированы. Чем более совершенными и изощ
ренными кажутся средства связи, тем меньше мы по-настоящему сообща
емся.
Действительно, настоящая цель науки заключается не в том, чтобы изобретать все эти "игрушки"; это не производство супер-реактивных самолетов. НАСТОЯЩИЙ ЕЕ ВКЛАД (если отступить назад и охватить историю с высоты птичьего полета) состоит в том, чтобы сплести по всему земному шару такую плотную и густую сеть, охватить все группы человечества, создать такое объединение, столь запутанную сеть, что вы не можете сделать ни малейшего движения в отдаленном уголке Франции, чтобы это не отразилось в Вашингтоне или Бейруте. Все повязаны вместе в один клубок. Вы не можете ничего сделать, не можете пошевелить и пальцем, чтобы это не отозвалось везде.
Вот настоящая цель науки.
Она объединила человечество в некий союз -- НЕСМОТРЯ НИ НА ЧТО -союз столь тесный, что либо мы сделаем что-то вместе, либо вместе погибнем.
Иными словами, наука явилась инструментом глобального осознания. То, что по обыкновению было привилегией нескольких индивидов в их отдаленных башнях, в Гималаях или египетских храмах... сейчас воспринимается и переживается человечеством в целом. Есть единый человеческий комок, и мы все должны найти... выход.
Мы должны найти решение.