Моё темноглазое несчастье
Шрифт:
– А говорила, что он не курит, – усмехнулся Колганов. – Хорошо же ты знаешь своего любимчика.
Мне даже возразить было нечего.
Вздохнув, я откинула сиденье и приготовилась ждать, пока Его Величество соизволит докурить, а курил он невыносимо долго, словно нарочно раздражал меня. Закончив, этот засранец сел в машину и, лучезарно улыбнувшись Юрке, мило так поинтересовался:
– Можем ехать?
– А хот-доги не будем? – разочарованно спросил у меня Колганов.
– Я купила нам булочку и коктейль. – Я указала на пакет
Может, минут двадцать назад мне хотелось этих хот-догов, но сейчас от двуличности Джэхи тошнило так, что вообще есть расхотелось.
Без всяких пререканий Юрка пристегнулся, завел машину, и мы тронулись.
Больше я назад не косилась. На душе было так неприятно, будто разочаровалась в ком-то очень близком. Нет, эти дни не будут прекрасным отпуском, они станут сущим адом для меня! А Ли Джэхи больше не моя плюшечка. Отныне он – мое несчастье!
Глава 6
Мой родной город встретил нас туманной мглой и чем-то средним между дождем и снегом. Уже на въезде в Алексеевск аккуратно припорошенные снежком поля и леса исчезли, уступив место грязной слякоти. Проезжающие мимо выездной стелы машины, специально или же нет, поддавали на этом месте газу, и летящая из-под колес грязь попадала прямо на первые четыре буквы в названии города, превращая тем самым Алексеевск в Сеевск.
– Кажется, немного кривит, – заметил Юрка, кинув беглый взгляд на стелу.
– Ее кривит уже лет десять. С тех пор, как в нее въехал бывший местный киллер по кличке Полковник, – сказала я, провожая глазами заляпанную и кривую стелу.
– И почему ее до сих пор не поправили? – удивился Юрка.
– Боятся, – ответила я. – Полковник-то теперь местный миллионер, филантроп и…
– Гений? – весело предположил Колганов.
Улыбнувшись, я посмотрела на него и помотала головой:
– И кандидат в мэры города.
– А-а-а, – протянул Юрка. – Ну, почти. Будешь за него голосовать?
– Разумеется!
Мы оба громко засмеялись. От нашей болтовни и жара окна в служебной старенькой Вольво начали стремительно запотевать. Юрка немного опустил стекло, впуская в салон прохладный воздух. Сразу же с улицы послышались сигналы, крики какой-то визгливой женщины и плач ребенка. Выскочившая слева грязнющая белая «девятка», не обращая внимания на знак «уступи дорогу», дала по газам, подрезав нас и окатив лобовое стекло «Вольво» смесью грязи и снега. Благо, в открытое окно ничего не попало.
Тут же со всех сторон начали сигналить и орать матом, но «девятке» было уже все равно. Объехав по обочине стоящий в пробке поток машин, она вылетела на желтый сигнал светофора и скрылась за поворотом.
– Во, Юрец, прям как ты, когда без прав гонял! – хохотнула я.
– Почти, – криво улыбнулся Колганов, включив дворники, которые принялись счищать грязь с лобового стекла. Окно Юрка все же предусмотрительно
– Ах, родные просторы, – наигранно-радостно произнесла я и как можно незаметнее заглянула в зеркало.
Сидящий сзади Джэхи пребывал в тихом ужасе. Его большие от природы глаза округлились так, что теперь больше походили на яичницу глазунью. Я уже не видела в его взгляде ни презрения, ни ехидства. В темных зрачках Ли Джэхи плескался неподдельный страх. Весь его вид беззвучно вопрошал: «Куда я попал?!».
Проехав по самой главной и самой грязной улице Алексеевска – Московской, мы въехали в кольцо, а затем свернули в направлении района, где я прожила всю свою жизнь. Тогда у меня еще не появилось никаких подозрений. То, что Джэхи будет жить в моем районе – это само собой разумеющееся. Однако когда мы свернули на Комсомольскую улицу и въехали во двор моего дома, я немного напряглась.
– Юрец, ты в навигатор забил адрес, который тебе Кравцов дал? – осторожно поинтересовалась я, когда он остановился в аккурат у моего дома.
– Ну да. Улица Комсомольская, дом 5. А квартира 32, кажется. Что-то не так?
Юрка принялся тыкать в навигатор, озадаченно глядя то на дом, то на экран телефона.
– Да нет, все так, – сказала я, мысленно проклиная Кравцова.
Повернувшись к Джэхи, я громко объявила:
– Приехали, выходи!
Однако выходить он не собирался. Медленно натянул панамку, маску, очки, поозирался по сторонам раз десять и только потом соизволил выйти из машины.
– Это наш дом, – указала я на девятиэтажку с пристроенным к ней супермаркетом. – Ты будешь жить на девятом этаже, а я – на пятом.
Джэхи молча кивнул, что показалось мне странным – слишком уж он был тих. Неужели реально испугался и решил быть со мной паинькой? То-то же! Не на ту напал! Я такие выкрутасы не потерплю даже от того, кто мне так нравился.
– Это твой дом? – Юрка достал из багажника наши сумки, закрыл машину и несколько раз подергал двери.
– Угу, мой родной дом, – тихо сказала я, глядя на кирпичную девятиэтажку.
Как же не хотелось возвращаться! Я еще не успела соскучиться по родным стенам так, чтобы только об одной мысли о доме уже щемило сердце. Кравцов, за что ты так со мной?!
– О, Мирославка вернулася! – донеслось до меня со стороны лавочки.
– Чай, не нашла у Москве жаниха.
Нет, только не это, только не они! Медленно, с отчаянно бьющимся сердцем я повернулась в сторону лавочки…
Двадцать первый век – это век быстрых перемен. Меняется все: горда, технологии, язык, культура и, разумеется, сами люди. Мы не сидим на одном месте, мы все меняемся под действием стремительно меняющегося мира. Но есть те, кто не меняется. Что бы ни произошло. Даже если на них упадет метеорит или случится конец света, эти люди не изменят себе. Они все так же будут сидеть на лавочке возле дома, донимая всех, кто проходит мимо, а затем обсуждая их за глаза.