Моё живое сновидение
Шрифт:
Я смотрела на друга и пыталась понять по его глазам понимает ли он. И тут я уже выдала последнюю подсказку:
– Ещё было бы здорово побывать в городе, который назван в честь меня, но, к сожалению, такого нет. А вот эти города есть.
Парнишка вдруг стал шептать названия городов, а потом перевёл на меня понимающий взгляд и… я проснулась. В своей постели. «Блин!» – взорвалось в голове – «А ведь было так близко. Но надеюсь, он правильно понял». В потолок тут же полетела подушка, а затем я всё-таки встала с кровати.
***
Рейка не снился мне неделю. Это была самая длинная наша разлука за долгое время, потому я не на шутку испугалась. Он стал слишком важной частью моей жизни, потому, когда я наконец увидела его, то первым делом широко улыбнулась и даже
– Привет, – коротко начал он без улыбки.
– Привет, – эхом отозвалась я и моя улыбка немного опала.
– Я тебе рассказать кое-что хотел, – он стал оглядываться вокруг, будто их могли подслушивать, а затем сделал глубокий вдох и выдал почти скороговоркой, – В Рязани пироги с глазами, в Омске свиньи толсты, Москва людьми полна, Анапа морем объята, Норильск в снегу завис.
Я какое-то время хлопала глазами, будто они могли помочь в восприятии этого бреда, но потом до меня дошёл весь смысл сказанных слов и… я захохотала. Это был одновременно радостный смех и пугающий. Потому как я секунда за секундой боялась, что сейчас нас разлучат с… Романом. Роман! Такое простое имя казалось теперь волшебным заклинанием! Только я пока не знала его эффекта. Решив проверить его позже, я кивнула растерянному Роману и смогла вымолвить:
– Это ты сам придумал или Славка помог?
– Сам, – обиженно ответил мой друг, но всё же добавил, – Славка только города припомнил. А то у меня это… плохо с географией.
– Зато с рифмой хорошо! – я снова заливисто засмеялась.
На этот раз друг не выдержал и отомстил. Мы снова были в сосновом лесу недалеко от Свердловска, стояла ранняя осень, потому вся земля в лесу была в иголках и шишках. Мальчишка поднял с земли еловую шишку и кинул в меня. Это на пару секунд остановило мой смех, но затем колючка будто нажала спусковой крючок и я, абсолютно не склонная к шалостям и грязи, зачерпнуло землю вместе с еловыми иголками и кинула в него. С этого момента начался колючий бой всем, что было на земле. В том бою пострадала только моя одежда и исколотые руки. И не только руки, особенно когда Роман повалил меня землю. Мы лежали и рвано дышали, отходя после боя, а затем мальчик прошептал: «Марианна» и замер. Я тоже замерла, ожидая пробуждения. Но его всё не было и не было. Тогда я осмелела и ответила: «Да, Роман». И снова лишь песни птиц. И мы всё также лежим и смотрим в тучное небо. Тогда я заговорила дальше.
– Твоё имя похоже на жанр книг.
– Да, знаю. А твоё очень необычное. У него есть сокращение?
– Нет. Но дома меня зовут по-другому. Без Анапы и Норильска, – я снова начала улыбаться, понимая, как это звучит, – А мне нравится вот так, полностью. Думаю, имя надо сокращать лишь в случаи, если у тебя проблемы с дикцией или если ты в опасности.
– Согласен. Но ты всё равно можешь убирать из моего имени Норильск. Всё равно это слишком холодный город.
И мы оба вновь рассмеялись.
1963 год
После того дня, между нами, что-то поменялось. Будто была разрушена ещё одна тонкая стена. Мы стали делится тайнами, страхами, сомнениями. И хоть мы избегали прикосновений, но часто лежали на расстоянии десятка сантиметра и просто разговаривали или улыбались. От бабушки я знала, что мальчикам и девочкам нельзя находится так близко, но нас никто не видел, так что это было нечто, о чём мы никогда не разговаривали и не спрашивали. Тем более это было самое запретное, что мы делали из того, о чём шептались в школе или рассказывала по ночам Джо. Так что моя совесть была спокойна. А вот сердце стало творить странные вещи. И чем дальше – тем хуже.
Всё началось спустя год после открытия имён. Мы всё также называли друг друга Рейка и Ёжик, переходя на имена лишь в спорах или когда нужно было привлечь внимание. И вот однажды настал такой момент. Мы с другом шли по степи, где он недавно был проездом с дядей, и спорили о каком-то фильме. Я разошлась настолько, что стала кричать,
– Что ты хотел, Роман?
Несмотря на то, что фраза была произнесена едва не шёпотом, она ударила по ушам обоим и мы тут же очнулись, сделав несколько шагов назад.
– Я? Да… да так, ничего. Просто… – парень замялся и спрятал глаза, а после и вовсе стал смотреть куда угодно, но не на меня, – В общем неправа ты насчёт фильма. Вот.
Его поведение и ответ вернули меня в прежнее раздражённое настроение и я, гордо взмахнув каштановой косой, обиженно бросила.
– Ну и пожалуйста.
После я специально коснулась его руки выше локтя, чтобы прервать сон и всё что успела понять перед пробуждением – он вздрогнул едва ли не всем телом.
***
Следующие несколько снов наше общение стало напряжённым. Рей постоянно выглядел потерянным и старался не смотреть на меня, а однажды вдруг обнаглел спросил, почему я ношу такую короткую сорочку. На это замечание к своему ночному гардеробу я обиделась окончательно, и следующие несколько ночей надевала сорочку сестры, которая была мне очень велика и едва ли не тащилась по полу. В общих сновидениях я теперь просто показательно молчала, глядя на своего друга исподлобья, и гадала что случилось с моим вечно весёлым и уверенным в себе Ромой. Теперь я стала чаще называть его по имени, пока как на Рейку он походил всё меньше. Однако недели в сорочке до пола и моего холода хватило, чтоб юноша не смог сдержаться и вновь стал собой, начав с шуток из какой уральской сказки я украла это платье. Так мы и договорились. Я попросила у бабушки с дедушкой новую сорочку, а Рома снова стал Реем, хоть уже и не Рейкой. Я же стала «Ежовым Величеством», «Колючей Марианной» и многим другим. Язвительные шутки и подколы теперь ссыпались едва ли не в три раза чаще прежнего, но это меня полностью устраивало. Так мы и общались ещё два года. Два года построенные на дружбе, шутках, но уже без дурачества, шалостей, непосредственности. В наших отношениях будто впервые появились границы, за которые нельзя было заходить и которые мы не обсуждали. Хоть сейчас я и понимаю, что если не обсуждать заряжённое оружие посреди комнаты, то рано или поздно оно выстрелит, но тогда я решила пренебречь советом великого. Однако через два года, шестого мая, именно это и произошло. Этот день я запомнила раз… и навсегда.
6 мая 1965 года
Это была напряжённая неделя, точнее её окончание. Ещё в понедельник Джоселин рассказала мне, а затем и бабушке с дедушкой, что она уезжает по распределению в Москву. Это обозначало, что я не увижу сестру, единственного по-настоящему родного человека, следующие три года. Естественно, моей первой реакцией был шок, ведь я думала, что благодаря прописке в Свердловске, довольно крупном городе, она останется здесь. Но позже, уже в нашей комнате, Джо пояснила, что сама попросилась не в Свердловск, а в Москву, чтобы наконец начать жить самостоятельно. Тем более, Москва город возможностей, и на реставрацию там много всего, а Джоселин как раз на реставратора и выучилась. Потому я поняла её, поддержала, покивала, но в душе всё равно расстроилась. Всё-таки сестра играла в моей жизни слишком большую роль. Однако прикусив губу изнутри, в четверг я проводила её на вокзал и молчала всю обратную дорогу, а потом ушла в свою комнату и долго плакала в кровати. Так я и уснула на мокрой подушке, свернувшись калачиком.