Могила Таме-Тунга
Шрифт:
Когда Аоро сказал нам об этом певце, мы с Элиасом и Саором удивленно переглянулись, но когда парень протянул нам сильно измятый кусочек картона с золотым обрезом, некогда бывший визитной карточкой, мы вскочили от изумления. Я еле смог отыскать лупу и с большим трудом разобрал почти стертую надпись на французском языке:
ЛУИ ПЭЙН,
Институт Франции,
академия естественных наук Париж
— Как? Пэйн? Ты видел живого Пэйна? — закричал Элиас, схватив Аоро за грудь.
От неожиданности Аоро попятился. Я мучительно напрягал свою память:
— Пэйн… Пэйн, чья это фамилия?
— Не ломай голову, дружище, — отозвался Элиас, не отпуская Аоро. — Это тот самый француз Луи Пэйн, который около пятнадцати лет назад отправился с капитаном Моором на поиски исчезнувшей экспедиции Фостера. Вспомнил?
— Постой, постой! Да ведь Пэйн же погиб. В печати были сообщения о гибели их экспедиции. Даже публиковались дневники Моора, найденные возле скелета Пэйна, — возразил я.
— Ну и что? Я их тоже читал. По-видимому, это не что иное, как мистификация издателя, раз Пэйн жив. И доказательством тому, черт побери, эта визитная карточка.
— А ты уверен, — теперь наступила моя очередь возражать, — что карточку дал Пэйн, а не кто-нибудь другой из уцелевших белокожих участников экспедиции, к которому карточка попала случайно?
— К твоему сведению, дружище, — парировал Элиас, — других белокожих, кроме Моора и Пэйна, в экспедиции не было. К тому же этот бородатый старик сам же назвал юноше свое имя, Луи…
О, ля-ля! Нет, не могу себе представить выдающегося ученого в роли заправского парижского шансонье. Судя по тому, как он жестикулировал во время пения, можно предполагать, что и репертуар был достаточно фриволен, вполне соответствующий мужскому обществу. Может, и хорошо, что слушатели не понимали слов песен.
В общем, мы с Элиасом не преминули развернуть по этому поводу очередную дискуссию, и она не скоро бы кончилась, если б не Саор. Он тактично намекнул, что стоит дослушать до конца рассказ его друга. Замечание было справедливым, и я спросил Аоро: кто, по его мнению, живет в долине?
— Люди сегодняшнего солнца, — ответил он.
Мы стали допытываться, что подразумевает он под этим образным выражением? Он пояснил: люди Круглой долины знают только сегодняшний день и не помнят вчерашнего. Иначе, они не помнят своего прошлого. Возникает вопрос: почему не помнят? Что за странное явление? Может быть, какие-то факторы, присущие только этой, изолированной от внешнего мира долине, влияют на психику ее обитателей?
Хотя Аоро утверждает, что с виду это вполне нормальные люди.
Ну, предположим, что какие-то, пока неизвестные нам факторы существуют, тогда возникает другой вопрос: какого дьявола все эти люди туда попали? И как? Не на парашютах же или геликоптерах? Они могли попасть туда точно так же, как и Аоро — только через подземный ход.
По-моему, самое правильное предположение сделал Саор. Он считает, что обитатели долины — пленники лакорийцев. Чтобы не убивать, их затащили туда силой и пустили жить-поживать на кисельных берегах молочных рек.
В этом предположении есть логика. Примем его пока как рабочую гипотезу.
Действительно, уж не там ли, среди этих пленников, находятся и мои носильщики — негры, которые исчезли, когда мы находились у истоков Топажоса шесть лет назад?
Подобное обращение с пленными Элиас считает бесчеловечным, по-моему же, это самый гуманный способ обезвреживания противника.
— Нельзя забывать, — сказал я, — что лакорийцы ведут борьбу за свое существование и, естественно, изыскивают способы защиты. И вот, вместо того чтобы физически уничтожать врагов, осмелившихся вторгнуться в их владения, — то есть, меня и моих спутников, — они лишают экспедицию носильщиков и тем самым вынуждают меня убраться восвояси. Непонятно лишь, почему они не тронули меня?
Ведь могло же случиться так, что и я сейчас бы распевал шансонетки дуэтом с Луи Пэйном, если это только он.
— Ты — циник! — рассердился вдруг Элиас. — Как тебе не стыдно так говорить?
Разве тебя не волнует судьба носильщиков и того же бедняги Луи Пэйна?
— Успокойся, старина! — ответил я. — Волнует, и очень волнует. Но вместе с тем я спокоен за них. Им пока не угрожает никакая опасность. Лакорийцы не изнуряют их непосильным трудом, не душат газами, не сжигают живьем в печи, как это делали совсем недавно так называемые цивилизованные фашисты со своими пленными. После того, как мы достигнем цели, отыщем могилу Таме-Тунга, мы должны будем пробраться в заколдованную долину и вызволить оттуда невольников. И хотя это дело скорее медиков, нежели наше, мы обязаны узнать, почему у нескольких десятков человек вдруг отшибло память? Что за дьявольщина кроется за этим?
— Ты прав, дружище! Дай мне пожать твою руку! — почему-то вдруг растрогался Элиас и полез ко мне с объятиями. Чудак, право!
Но продолжу рассказ Аоро о его одиссеях. Он напал на след грабителей могил, не зная, кто они такие. В надежде, что среди этих людей может находиться и его русский друг, парень стал наблюдать за ними. Он был свидетелем сцены с рогатой лягушкой, эдак запросто сбросившей голову и разломившейся надвое.
Вся эта история оказалась не чем иным, как блефом, затеянным лакорийцами, чтобы напугать грабителей могил. Два лакорийца, или как их называет Аоро — рабу, облачились в просторный чехол, сшитый из змеиных шкурок, и, напялив на голову страшную рогатую маску, выскочили в таком виде на тропу, вызвав в лагере грабителей панику. Когда те убежали, лакорийцы сбросили свой маскарадный костюм и вместе с тремя присоединившимися к ним соплеменниками, видимо, собирались посмеяться над трусливыми пришельцами, как вдруг моментально исчезли, словно растаяли в полусумраке джунглей.
По тропе мчался главарь грабителей и тоже с лицом, искаженным от ужаса. Аоро, притаившийся среди сплетений корней гигантского гринхарта, с удивлением наблюдал, как этот здоровяк, увешанный оружием, упал на землю белый, как брюхо жакаре, и затрясся при виде паука-птицееда. Позже ночью перепуганная компания не сомкнула глаз и чуть было не умерла со страху, услышав вопли ленивца, призывавшего самку. Аоро решил, что хотя эти люди вооружены палками, извергающими громы и молнии, сердца у них, как у пугливых и болтливых туканов…