Могила воина
Шрифт:
Остальное было сказано в тот же день, после того как он привез свои пожитки. В комнате уже стояли недурная кровать, шкаф, стол, два стула. На полу лежал коврик, а на столе были хлеб, масло, маслины, колбаса, рыба, сыр и графин вина. Мастер-месяц глотнул: очень недурное, хоть немного пахнет мехом. У него заблестели глаза. Судьба снова ему улыбалась. В эту ночь он больше не думал ни о смерти, ни о малярии, ни о своей собачьей жизни.
XVIII
Вскоре в Миссолонги прибыла из Лондона артиллерийская миссия. Городские власти устроили ей на пристани торжественный прием. Было молебствие, произносились речи. Мастер-месяц всего этого не видел и не слышал: дела у него в арсенале не было, но он счел неудобным отлучиться в служебные часы. Говорили, что угощение от городских властей было очень
С утра пошел проливной дождь. «Если в мешках порох, то плохо их дело: не сожгут, пожалуй, Лепанто», – весело подумал мастер-месяц, заглянув во двор. Спросил себя даже, не проявить ли усердие. – «Нет, не мое дело. Так будет спокойнее». Однако и без него один из англичан обратил внимание на то, что ракетный состав мокнет. Послали собирать рабочих, но в этот день был праздник: греки отказались убирать мешки, сколько их ни убеждал молодой немец, не очень понятно взывавший к их патриотизму. – «Ведь это нужно для вашего освобождения!» – говорил он, как ему казалось, по-гречески. Вдруг у ворот послышался страшный крик. Какой-то воинственного вида человек в тужурке военного образца, хоть без эполет, орал по английски диким голосом. «Мерзавцы! Негодяи! Я вам покажу праздники! Пропал ракетный состав! Испортили ракетный состав!…» Мастер-месяц догадался, что это сам глава артиллерийской миссии, он же начальник арсенала, Вильям Парри (сэром молодой немец его называл, чтобы выходило звучнее). Несколько греков со сконфуженным видом стали носить мешки под навес. – «Подлецы! Проклятое племя! Освобождать их надо… Мой друг генерал Конгрев повесил бы вас всех за такое дело!» кричал глава миссии. Мастеру-месяцу показалось, что он сильно выпил.
Кто-то испуганно сообщил, что в сераль едет сам архистратег. Вильям Парри немедленно успокоился, принял вид служаки и вышел к воротам для рапорта. В ворота вбежали сулиоты с мушкетами. За ними на прекрасном коне во двор въехал человек в красном английском полковничьем мундире. Мастер-месяц тотчас узнал лорда Байрона, хоть он сильно изменился со времени их встречи у Флориана: очень исхудал и поседел, лицо у него было усталое, изможденное. «Как бы и он меня не узнал?» – подумал мастер-месяц, не суясь вперед, – «да нет, где же? мы люди маленькие, и пять лет прошло, и я стал вдвое толще»… Байрона сопровождал граф Гамба. Дальше ехал грум-негр, и бежали еще сулиоты. Позднее мастер-месяц узнал, что сулиотская гвардия архистратега постоянно следует за ним пешком и не отстает даже тогда, когда архистратег скачет: сулиоты ходить как люди не умеют – бегут лучше любой лошади.
Архистратег принял рапорт и, не сходя с коня, заговорил с Парри вполголоса. На лице его вдруг изобразилась тревога. Ему подали мешок с ракетным составом. Подошел немецкий офицер Киндерман, повидимому, вступивший в спор с начальником артиллерийской миссии. Парри кипятился. Немец пожал плечами. – «Могу уверить вашу светлость, что большой беды нет, – сказал он с сильным немецким акцентом, – к тому же промокли только верхние мешки». Байрон ничего не ответил, видимо не желая становиться ни на ту, ни на другую сторону. Он соскочил с коня у самого крыльца и быстро вошел в арсенал, скрывая свою хромоту.
Там он оставался минут десять. Затем снова вышел, – лошадь подали к крыльцу, – пожал руку Парри и громко сказал: «Благодарю вас, майор». Начальник артиллерийской миссии просиял. – «Это он, что, чин ему пожаловал?» – спросил себя весело мастер-месяц. – «Впрочем, если сам он полковник, то почему пьянице не быть майором?» Байрон рысью выехал на улицу. Впереди и сзади его бежали сулиоты с мушкетами. И как мастеру-месяцу ни хотелось найти смешное в архистратеге, – кроме чина, ничего не нашел. Военный мундир Байрон носил прекрасно, точно носил всю жизнь: так, по крайней мере, казалось штатским людям; бывший же в Миссолонги английский офицер слегка улыбался. Держал себя архистратег с большим достоинством: очень просто, без чрезмерного величия, но и без фамильярности.
После отъезда Байрона, майор Парри собрал на дворе всех служащих и произнес краткую, энергичную речь, которую тут же переводил какой-то неизвестный мастеру-месяцу грек, – как оказалось, личный переводчик архистратега. Майор сказал, что готовится
– Слышали об этой хитрой штучке, а? Не слышали? Изобрел ее мой друг, генерал Конгрев, недурной воин: самому Бонапарту отравил жизнь. Так вот эта штучка нас всех выручит. И не нас, а вас! Англию мы, что ли, освобождаем? Нет, Англия, слава Богу, всегда была свободна. Мы освобождаем вашу страну, ваш народ. Это для вас сюда приехал его светлость лорд Байрон. Ему и без вас было хорошо жить, Он, может быть, первый писатель в мире! – заявил майор несколько менее убежденным голосом. – И вот он для вас все бросил – жену, детей, родину, приехал освобождать Грецию, черт вас возьми! Поэтому нам надо взять Лепанто! Это я вам говорю! Поняли? И мы Лепанто возьмем! Вот при помощи этих ракет и возьмем. Они обращают в бегство самую лучшую кавалерию… И пехоту тоже, да. Они сжигают корабли неприятельского флота, производят взрывы и разрушения в крепостях, и черт знает что еще! Сам Бонапарт – знаете, что был за человек, а? – сам Бонапарт ничего не мог поделать против ракет, а? Как только мой друг генерал Конгрев изобрел эту штучку, сейчас же ничего от Бонапарта не осталось. Ну, так вот передаю вам приказ архистратега: вы должны работать с величайшим усердием! Я сейчас все вам объясню, какая это штука…
Майор Парри развернул большой лист с чертежом ракеты Конгрева. Он бегло объяснил ее устройство, велел подать из ящика составные части, приложил одну к другой: – «Это поддон. Это хвост. Это гильза… Теперь понимаете? Ну так, марш. Все по местам!»
Служащие и рабочие покинули двор, но едва ли кто понял объяснения. Мастеру-месяцу показалось даже, что сам майор Парри давал их не очень уверенно и что шведский офицер слушал майора с некоторым недоумением. «По местам» же рабочие разойтись не могли, так как не знали, где их место и что они должны делать. Приехавшие с майором англичане прошли по мастерским и только разводили руками. – «В такой грязи невозможно работать!» сказал один из них решительно. – «Первым делом надо заняться уборкой! Тут работы на три дня!»
Начальник арсенала сначала слышать не хотел ни о какой отсрочке работ. Но пройдя по мастерским, и он должен был признать, что так работать нельзя. С криками, с ругательствами, с проклятьями он разрешил потратить два дня на очищение сераля.
Мастер-месяц был вызван к начальнику арсенала. Майор поговорил с ним минуты три, тоже ни о чем не спросил и предложил должность счетовода и приемщика снарядов; тут нужен человек, говорящий по-гречески. – «Но это собственно две должности?» – полувопросительно сказал мастер-месяц. «А где же взять людей, понимающих по-английски, черт вас всех побери!» – ответил майор и назначил полуторное жалование. Принимать снаряды мастеру-месяцу не хотелось, но он подумал, что судя по всему, снаряды, в этом арсенале появятся не скоро. «Рыжий будет очень доволен».
По должности приемщика работы не было почти никакой, так как арсенал еще ничего не изготовлял: ни ракет, ни снарядов. Больше времени отнимали занятия счетовода. Мастер-месяц каждый вечер расплачивался с рабочими. Хотел было платить раз или два в неделю, но греки запротестовали: по своей бедности, они не могли ждать ни одного дня. Выдача денег занимала ежедневно часа полтора; отчасти он умышленно затягивал дело, чтобы проявить усердие; кроме того, боясь ошибиться в греческих деньгах и передать лишнее, по три раза проверял счет каждого рабочего.
Платили рабочим по местным ценам очень хорошо. Нанято было немало лишних людей. Вообще денег в Миссолонги не жалели. Мастер-месяц не сомневался, что почти все тут крадут, хоть ни малейших данных для таких предположений у него не было. «Деньги у лондонского комитета, верно, шалые: шутка ли сказать, сколько дураков в Англии! Контроля никакого. Кто просто кладет в карман, кто наживается на поставках: он заказывает, он, верно, и комиссию получает». Относительно того, ворует ли сам Байрон, мастер-месяц все же не имел твердого мнения: может, этот полоумный и не ворует. На таком деле, по его мнению, было бы скорее позором не наживаться. Чем дольше мастер-месяц находился в Миссолонги, тем яснее ему становилось, что ничего тут не будет – ни ракет Конгрева, ни снарядов, ни похода на Лепанто: разве только появится на свете несколько новых богатых или зажиточных людей. Эта мысль его раздражала: почему они разбогатеют, а он – дай Бог вывезти какие-либо крохи?