Могильный улей
Шрифт:
– Прошу всех встать! Суд идет!
Все встали, и когда я открыл глаза и встал, то присяжные уже стояли на своих местах.
– Скажите, коллегия присяжных вынесла вердикт по делу?
С места встала старшина и ответила:
– Да, ваша честь.
– Передайте его мне для ознакомления.
Она подошла к судье и передала ему листок. Он взглянул. Я в этот момент смотрел на его лицо, и хоть я не был пророком, но я смог прочитать в его глазах, что приговор будет оправдательным. Затем старшина вернулась на свое место и начала зачитывать:
– Имеет ли место умышленное убийство? Нет, не имеет, – строго произнесла она.
Я в это момент посмотрел на Муравьеву, она сжала зубы, напрягла скулы. Желваки на ее лице ползали, как дождевые черви, лоб ее свернулся, «как меха баяна», глаза налились кровью. Одним словом, я вам скажу, у нее было такое лицо, как будто она одна приподняла пианино. Затем я снова перевел взгляд на судью.
– Заслуживает ли подсудимый снисхождение? – старшина произнесла эту фразу и замолчала. Я в этот момент тоже напрягся. И затем она продолжила: – Да, заслуживает.
В этот момент моя улыбка растянулась до уровней плеч. С места вскочила Муравьева Татьяна и начала срываться на нервный крик:
– Да что вы делаете! Его убить мало, он убил мою единственную дочь! Вы все продажные!
В этот момент судья взял молоток и начал стучать им по столу, но ее истерический крик заглушил, на мой взгляд, эти удары. И вдруг он остановился.
– Муравьева, я штрафую вас на тысячу рублей! – в этот раз на нервной ноте произнес судья.
Я в этот момент еще раз улыбнулся, но лучше бы я сел на срок и отмотал его. Потому что впереди меня ждал настоящий ад. Хотя я об этом еще не знал.
Примерно через десять минут судебное разбирательство закончилось. Я вышел на улицу. Погода радовала меня, ветра не было. Было тепло, и снег валил хлопьями. Я подходил к своей машине и вдруг сзади услышал какие-то шаги. Я остановился, но в этот момент мне чья-то рука окинула через плечо и ладонь прислонила мне губку, пропитанную эфиром, на нос. Это было делом трех секунд, я даже не успел вывернуться, как мои ноздри вдохнули эфир. Затем в глазах появился туман, а потом тьма.
Глава 3
Я очнулся примерно в обед, ну, если верить тому, что справа от меня было огромное, выкрашенное в белый цвет деревянное окно. Мое горло жег сильный привкус эфира, и меня слегка подташнивало.
Я протер глаза фалангами пальцев и начал осматривать помещение, где я находился. Это была комната длинной десять метров, а шириной четыре метра. На потрескавшемся потолке висел на оголенных проводах старый пыльный патрон, в патрон была ввинчена лампочка. На стенах были наклеены серые обои, пол был выложен сосновыми досками, и, глядя на него, можно было смело сказать, что его только недавно поменяли. И хотя из открытой настежь форточки в комнату поступал морозный декабрьский воздух, мне было жарко, как в парилке. Потому что старая, висевшая под окном проржавевшая батарея грела не на шутку, да и еще, чуть не забыл, точно такая же батарея была ввинчена в стену с другой стороны, по правую руку от меня. Напротив моей односпальной кровати с матрасом, на которой я лежал, находилась деревянная межкомнатная дверь. Каркас моей кровати был сварен из металлических, выкрашенных в темно-синий цвет трубок. Я лежал под толстым верблюжьим одеялом.
И тут я решил встать. В моей голове возникали вопросы: «Где я нахожусь? Как сюда попал?»
Я откинул одеяло в сторону, и, боже мой, какой ужас я увидел: мои ступни ног были пристегнуты кандалами, от одной скобы до второй вилась металлическая цепь. Цепь была пропущена от начала металлической трубки до конца. Но это, я бы сказал, полбеды. Потом я увидел, что мои икры снизу крепко прижимает брусок доски, и сверху голень прижимает точно такой же кусок. Первое, что пришло мне в голову (хоть я и не был строителем), это то, что кто-то соорудил на моих ногах опалубку и хочет мои ноги по колено залить бетоном. Откуда я это знаю, дело в том, что мой отец одно время подрабатывал на стройке, и, когда я был сопливым пацаном, он частенько меня брал в помощники. Мне, конечно, это не нравилось, но, во-первых, кто будет спрашивать пятнадцатилетнего сопляка, да и, во-вторых, для меня это было новое и интересное. Но спустя годы я понял одно: физический труд не может заменить человеку достойное существование, и ценится только труд интеллектуальный. Ну, я смотрю, мы отвлеклись. Итак, я дернул первую ногу, ноль эмоций, затем вторую ногу, тоже безрезультатно.
– Эй! – закричал я. – Здесь есть кто живой?
Ответа не последовало. Я не знал, что и думать, мой мозг как будто был парализован. Я снова лег и уставился в окно, смотреть, как идет снег.
Прошел примерно час, ну, если верить тому, что у меня затекла левая рука, которую я положил под подушку. Дверь заскрипела, и я кинул на нее суровый взгляд.
Ко мне в комнату зашла Муравьева Татьяна. Она была в черном плаще, с надетым капюшоном на голове. Я хотел ей что-то сказать, а скорее, у меня к ней была уйма вопросов, но, глядя на нее, у меня вдруг пересохло во рту, ощущения моего состояния было таким, как будто я не пил двое суток. И, глядя на ее огненные глаза, похожие на два языка пламени горящих в церкви восковых свечек, я испугался. Я не то чтобы проглотил язык или прикусил его, просто в моем горле как будто маленькая блесна насквозь проткнула мои голосовые связки. Глаза мои, я это чувствовал, забегали и вылезали из глазных орбит. Я ее видел, а мой мозг был абсолютно против воспринимать такое. Но она подошла к моей кровати. Вытянула свои тонкие руки и костлявыми пальцами сняла капюшон с головы. Ее лицо было очень сильно накрашено, ярко-черной тушью были выведены ресницы и брови, губы были серебристого цвета.
– Ты знаешь, почему ты здесь, – она начала этот диалог.
Я, честно вам скажу, не знал, что ей ответить, но, собравшись с мыслями, я начал вести диалог.
– Так, быстро принеси ключи и освободи меня! – резко рявкнул я. – Заканчивай свои фокусы.
– Закрой свой поганый рот, сыщик хренов! – в ответ резким окрысившимся голосом взвизгнула она.
– Я вызову полицию, и тебя посадят! – в ответ начал я сопротивляться.
– Заткни пасть, детектив, и выслушай меня, – здесь она уже сбавила тон и грубым голосом закрыла мой рот.
Я не мог ничего ответить и решил слушать ее болтовню, хотя, с другой стороны, что мне было делать, я был пойман в капкан, как заяц, и к тому же мне хотелось узнать, что задумала эта старая ведьма.
– Ты убил мою дочь, и теперь я устрою тебе самосуд! – она заявила это так, как будто я маньяк-насильник.
Я молча смотрел на нее. Мое сердце участилось и начало биться сильнее. Руки задрожали, вдоль хребта от шеи до копчика пробежало несколько капель пота.
– Я хотела покончить с собой, потому что не видела смысла жизни, – продолжала она все тем же суровый голосом. – Мой смысл жизни был лишь ради моей единственной дочери, запомни: дети – это единственное сокровище матери.
В этот момент я не выдержал, или, скорее, мне надоела ее болтовня, и я решил перебить ее:
– Это вышло по чистой случайности, и был суд, ты сама на нем присутствовала.
– Не перебивай меня, козел! – она резко вспылила, а затем решила продолжить: – Я решила покончить с собой, наглотавшись таблеток, но соседка вызвала «скорую», и меня спасли, после я повесилась, накинув на ржавый чугунный стояк в туалете петлю, но и тут чертов старикашка, который был на перекуре, спас меня, а затем я решила перерезать вены, но доктора подоспели вовремя и начали бороться за мою жизнь.