Шрифт:
Книга вторая
Часть первая.
Кочевник.
1.Возрождение.
Погода была, не приведи господи: то солнце ударит – зальет тающие снега золотым светом, то вдруг станет сумеречно – небо затянет пепельно-серой кисеей, и завихрится густой снег под вьюжащими порывами ветра. Март.
– В такую погоду,- с затаенной
Сказал так, словно манил несбыточным, да так что сразу верил ему. Что, да, самое лучшее в такую погоду прилечь на диван, включить телевизор и под его мерцающие картинки и звуки сладко задремать, не ведая о пронизывающем снежном ветре и жарком солнце, от улыбки которого начинают нежно сочиться крыши, и наметенный только что снег жухнет и стаивает.
От его слов Игорь улыбнулся в первый раз за это сумбурное утро.
Климов скинул пальто и растер руки.
– Вот что,- деловито сказал он.- Ты поставь чайник, а я из буфета чего-нибудь принесу.
Он вышел в коридор, и тотчас за дверью монотонно забубнили. Игорь прислушался, но услышал только, как в соседнем кабинете с грохотом передвинули стул и что-то у них там упало.
Игорь встал, подошел к окну. С наслаждением расправил плечи, вглядываясь в мартовский бардак за окном. Он снова прислушался к бубнящей скороговорке за дверью и закурил. Идти за водой не хотелось. Неожиданно по краю сознания скользнула неприязнь к Климову как к невольному источнику всех его более или менее крупных неприятностей в последнее время. Он без труда законопатил ее в тот тайничок, из которого она что вырвалась, взял со стола чайник и отправился за водой.
В коридоре было пусто. Верней сказать, коридор казался пустым. Неприметные, скованные движения посетителей мозг фиксировал, как отсутствие движения. Как у лягушки или плотоядного ящера.… С первого этажа донесся хлопок дверей и неясный смех. Кажется смеялись двое, смеялись дружески и искренно. Игорь пошел в туалет, и в этот момент его окликнули. Он обернулся и увидел высокого темноволосого красавца. Вот уж кого он меньше всего ожидал встретить.
– Ты какими судьбами?- Спросил Игорь, заговорив скорей из приличия.
– Это ты какими судьбами здесь?!- Широко улыбнулся собеседник и выразительно посмотрел на чайник в его руке.
Рядом с ними на лавке сидела мордатая плотная старуха в темном пальто послевоенного покроя. На Игоря она смотрела без интереса. Сидела неподвижно, как истукан, только глаза жили на бесстрастном лице.
– Я работаю здесь,- ответил Игорь.- Ты здесь что потерял?
– Бабушка моя, понимаешь, пустила квартирантов на свою голову. Денег не платили, колбасились, потом воровать начали, а потом и вовсе исчезли. Вот я и приехал для моральной поддержки. А ты здесь давно работаешь? Что-то давненько я тебя не видел.
Дима Черников вдруг неловко переступил с ноги на ногу и, похрустывая в кармане сигаретной пачкой, пожаловался:
– Надоела уже бодяга эта…
Игорь прозрачный намек понял – "помоги по старой дружбе". Но к завуалированной просьбе давнего знакомого остался безучастен, оставались между ним и Черниковым кое-какие счеты. Детство, конечно, но поделать с собой он ничего не мог.
– Ладно,- сказал Игорь,- будь здоров,- махнул рукой на прощание. Пошел ты, думал он, пошел ты, Дима, куда-подальше.
В туалете без спешки выкурил сигарету и пропустил на всякий случай воду. Брезговал ей до сих пор, была она в Ситове темна и на вкус сколько ее не пропускай - отдавала ржавой трубой и какой-то затхлой гадостью. Когда он вышел из туалета, ни Черникова, ни его бабушки в коридоре уже не было. Игорь совершенно неожиданно ухмыльнулся и, оглянувшись еще раз на залитое солнцем окно в конце коридора, вернулся в кабинет.
Климов сидел на подоконнике, задумчиво смотрел на дорогу, в его пальцах тлела сигарета. Было ему сорок девять лет, хотя временами казалось, что лет ему намного больше. Наверно от того, что иногда он начинал говорить по-деревенски, вворачивая в речь забытые слова. Был он в звании подполковника, занимал неприметную должность в райотделе небольшого уральского городка в тех краях, где тайга медленно перетекает в тундру, оказавшись здесь после грандиозного скандала, разразившегося в областном управлении в начале девяносто шестого года.
Был он коренаст и ловок, и окружающих удивлял своей подвижностью и отменным здоровьем. И был он жизнерадостен и радушен с людьми настолько, что Игорю впавшему от собственного перевода в стойкую депрессию временами становилось за самого себя стыдно. Лицо же у Климова было слегка отпугивающим, малоподвижным и широкоскулым с тяжелым, квадратным подбородком и мощными надбровными дугами, сломанным приплюснутым носом и темными живыми глазами в щелочке между век. Носил Климов щеточку усов и время от времени не брился по неделе, от чего становился похож на форменного бандита. Тем более не вязался с этакой внешностью голос мягкий и быстрый с легким южным акцентом.
В одном кабинете они работали чуть больше года. Друзьями за это время не стали, не стали и товарищами, и дистанция между ними сохранилась та же что и в первый день знакомства. У каждого была своя работа, это во-первых. А во-вторых, такой матерый волчище как Климов… Впрочем, хватит и первого. По крайней мере, Игорь свою позицию в тайном промысле соглядатая объяснял этим и радовать кураторов не собирался. Есть-таки есть что-то выше нас, оставшись наедине, бормотал под нос как молитву, хотя прекрасно понимал, что именно эту позу ему в итоге не простят. Что же я педераст какой или в карты проигрался, чтобы впутывать меня в такую мерзопакостную муть?
Но жизнь неумолимо гоняла его по замкнутому кругу. Обстоятельства как пробку из воды выталкивали из той ниши, в которой он пытался свою жизнь обустраивать.
Климов же то ли как более опытный, то ли по какой-то другой причине относился к своему положению как к должному и Игорю ни разу не дал понять, что осведомлен о его роли. И похоже не был опечален тем, что его собственная жизнь явно пошла под уклон.
– Что ни говори,- наконец сказал он, отвлекшись от созерцания улицы,- а все же остались на Руси умные мужики. Как ни оболванивают нас, как ни переучивают, как ни перекручивают…- Он осекся и выбросил окурок в открытую форточку.