Шрифт:
Пройдёмте
Павел Тюлькин
Ночью мы с друзьями возвращались домой кое с чем, и нас вдруг окликнули полицейские. Они вели под руки пьяного мужика средних лет. Тот плакал и кричал, что ни в чём не виноват. Шёл снег.
Сотрудники дружелюбно подозвали нас: «Ребят, не поможете?»
Несмотря на всё уважение к государству, мне не очень хотелось в это вмешиваться. Тем более сейчас. Поэтому я ответил: «Извините, но мы торопимся». Тогда один полицейский резко огрубел и вдруг крикнул: «Так, пройдёмте! Это ненадолго».
Я повторил, но уже тихонько: «Извините, мы очень торопимся»,
Задержали мужика за то, что он помочился в неположенном месте. Нас просили подписать бумаги о том, что он сильно пьян и находится в неадекватном состоянии. Мужик в это время кричал, что если мы хоть одну закорючку поставим, то это будет означать, что мы мусорнулись. Слышать это было очень неприятно, ведь мы понимали, что он прав, но страх перед российской полицией – чувство более сильное.
Мы оставили свои подписи, и тут полицейский-главарь сказал: «Ну что, ребята, так просто я вас не отпущу».
Оказалось, в будку нас позвали вовсе не в качестве понятых, а потому, что одного из нас – моего приятеля Рому – подозревают в хищении трёх тонн железа. Всё дело в его зелёной куртке. Полицейскому показалось, что она очень похожа на куртку грабителя. В целом согласен, но не садить же за это в тюрьму.
Мы попросили разъяснений. Полицейский ответил: «Ну вот, смотрите», – и показал нам с телефона видео, где трое парней, перекинув через плечо верёвки, медленно волокли что-то по снегу вдоль железной дороги. Никто из них не был в куртке зелёного цвета.
Нам объяснили, что через полчаса приедет машина, которая отвезёт нас в отделение. Она приехала через три часа, но для начала нас нужно было обыскать.
Обыскивали не сказать чтобы тщательно (кое-что не нашли), но у второго моего приятеля обнаружили колюще-режущее оружие – циркуль. Его тут же изъяли, и больше мы его не видели. Чем Андрюхе теперь рисовать окружности – непонятно.
Коп, который обманом заманил нас в своё логово, попрощался. Я этому был только рад. Мы поехали в отделение.
Лампочки излучали тусклый свет. Мимо решёток, за которыми мирно похрапывали задержанные, нас повели в комнатку для снятия отпечатков пальцев, а потом сопроводили в кабинет на втором этаже.
В кабинете был один шкаф, один календарь за 2016 год, один стол, на нём компьютер, рядом со столом кресло и стул, на которых разместилось по полицейскому, а напротив, у стены, ещё пять стульев, на три из которых присели мы – подозреваемые в хищении трёх тонн железа.
Полицейские включили то видео, на котором была запечатлена кража, и стали смотреть то на экран, то на нас, то на экран, то на нас… Так продолжалось минуты две. Потом они переглянулись. Тот, что сидел в кресле, сказал: «Ну-ка пройдитесь от стены до стены». Мы встали, прошлись, сели. Полицейский хихикнул и сказал: «Учитесь где-то, ребят? Скоро не будете».
Мои друзья начали паниковать. Есть, конечно, вероятность, что мой мозг дорисовал это воспоминание, но кажется, Рома тогда даже воскликнул: «Да ладно?!» Я же в это время был довольно спокоен, потому что не верил в происходящее, и в итоге неожиданно сам для себя сказал: «Да он прикалывается!»
Повисла тишина, которая длилась на самом деле две секунды, но для меня в тот момент эти две секунды растянулись на три (я всё ещё не очень волновался).
Один из полицейских нарушил молчание: «Ну что он, придурок совсем?..» Тут я уже начал переживать больше, но коп вовремя продолжил: «Видно, что не они, сколько можно?»
С нами ещё мило поболтали о том, откуда мы родом и на кого учимся, оформили какие-то бумаги, и в шесть утра мы и наше кое-что были на свободе.
Баб Вер
Валерий Андронов
Электричка из Девяткино отходила в 12:10, и у Сергея было время зайти в рюмочную и выпить водки. Жена его этого не одобряла, но теперь это не имело ровно никакого значения. Заказал сто граммов водки, бутерброд с килькой и кружку пива – малый джентльменский набор. Уселся среди таких же страждущих, как и он сам, за длинный и липкий деревянный стол, молча кивнув головой: мол, привет, ребята. Никто не обратил на него внимания: делом люди были заняты – похмелялись. Сергей не похмелялся: это была ежедневная процедура – приём горького, но необходимого лекарства, после которого душевная боль, с которой он жил последнее время, хоть немного отступала и притуплялась. Но не исчезала до конца, не пропадала – сидела в нём крепко и терзала, терзала и днём, и ночью.
В электричке Сергей заснул, и ему приснилась жена. Они ехали на велосипедах с дачи на озеро снова вместе – по песчаной, плотно утрамбованной машинами жёлтой дороге. Жена впереди, он – чуть отставая и правее. Яркое полуденное солнце золотило стволы сосен, полутени ложились на глаза, велосипеды мягко пружинили на песке и поскрипывали. Съехали с горки к озеру и, распугав уток, через песчаный пляж поехали прямо по воде, сине-серо-зелёной, к дальнему берегу, заросшему осокой и высоченными соснами. Из-под передних колёс расходились буруны, брызги летели во все стороны, и радуги вспыхивали и гасли между спиц. А потом он заметил, что невидимая глазу дорога, по которой ехала его жена, пошла как бы под горку, и её велосипед стал медленно уходить в воду, очень медленно и плавно. Жена обернулась к нему и улыбнулась, а он закричал ей, чтобы она прыгала с велосипеда, но она продолжала крутить педали, всё глубже и глубже погружаясь в воду. Он попытался соскочить со своего велосипеда, но не смог – и от бессилия только продолжал бешено жать на педали, пытаясь догнать уходившую от него жену, и кричал, кричал, кричал…
– Мужчина! Мужчина! – кто-то настойчиво теребил его за плечо. – Проснитесь, мужчина!
Сергей открыл глаза и увидел встревоженное лицо женщины, сидевшей напротив него. Это она его разбудила.
– Вам, наверное, что-то приснилось – что-то нехорошее: вы так… – женщина запнулась, подбирая слова, – страшно мычали.
– Да, спасибо! – он ещё не отошёл ото сна и водил очумелыми глазами по полупустому вагону. – Приснилось…
Посмотрел на проносившиеся за окном пейзажи: сосны, светло-коричневым забором выстроившиеся вдоль железной дороги, берёзы и осины, встроившиеся в этот забор, и высоченные зонтики ядовитого борщевика. Лужицы озёр, полустанки с опущенными журавлями шлагбаумов, дома, домики и домищи дач, и снова сосны. Оно и неудивительно – это же Сосновское направление. Сколько раз они вместе с женой ездили этой дорогой, а вот теперь он едет один, и ничего не изменилось.
Сергей сказал женщине ещё раз «спасибо», встал и, закинув на плечо рюкзак, пошёл к выходу – приближалась его станция. В тамбуре достал из куртки пачку сигарет и зажигалку и, как только двери разошлись, сошёл на потрескавшийся, выщербленный асфальт перрона и с наслаждением закурил. Электричка тоскливо и пронзительно вскрикнула у него за спиной, захлопнула двери и ушла по своим железнодорожным делам. А он так и остался стоять в одиночестве на краю перрона, вдыхая запах леса, загородного воздуха и табака. Решал, как ему идти к даче – лесом или через посёлок? Докурил, растёр окурок ногой и пошёл вдоль железной дороги, постепенно забирая влево: через подлесок к хлипкому мостку через безымянный ручеёк, по тропинке, вьющейся между невысокими ещё деревцами. Поднялся в горку и вышел на одну из многочисленных улиц дачного посёлка, от магазина повернул налево и через пять минут оказался у своей дачи. Постоял у калитки, тупо глядя на древний кодовый замок, заботливо накрытый пластмассовым горлышком бутылки из-под чего-то минерального. Кода Сергей не знал – замок всегда закрывала жена, а он всегда смеялся над этим и говорил, что вора этим не остановить. Снял рюкзак, протиснулся в щель между забором и калиткой, замаскированную лапами росшей у забора ели, и пошёл к дому.