Могусюмка и Гурьяныч
Шрифт:
— Покорно благодарю, ваше высокоблагородие...
— Иван Иваныч, где позволите стелить вам на ночь?
— На свежем воздухе, братец! Знаешь, предпочитаю сеновал или там что-нибудь в этом роде... Люблю запах сена, природу и все такое, так что ты мне, пожалуйста, прикажи стелить на свежем воздухе, а то я этих ваших изб не переношу.
Хозяин вышел распорядиться о ночлеге для Ивана Иваныча. Сходил в старую избу, поднял двух старух — служанок первой жены. Гюльнара сказала, что и где надо взять, чтобы устроить гостей. Служанки отправились
Прогуливаясь по двору, Темирбулатов время от времени заглядывал в окно. Там при свете свечей исправник и Тимофеич сидели за столом и разговаривали.
Вернулся Афзал с Гулякбаем и Гильманом — родичами бая. Султан провел их на задний двор. Все четверо долго совещались, потом Гулякбай и Гильман вошли в избу, а Афзал отправился за ворота.
Султан залез на сеновал, посмотрел, как застланы постели. Ему хотелось угодить Иван Иванычу, и он велел одной из старух пойти к молодой жене Зейнап, попросить у нее одно из шелковых одеял.
Старуха вернулась сердитая и без одеяла. Султан понял, что молодая жена недовольна. Он уж не впервой замечал, что между его женами нет мира и что две старшие жены не любят свою молодую соперницу. Видно, Зейнап решила, что Султан послал за одеялом по совету старшей жены, и поэтому прогнала старуху.
— Ладно, ступай спать, — сказал ей бай.
Султан зашел к Зейнап, сказал ей несколько ласковых слов, погладил по голове.
Через некоторое время он возвратился на свою половину. Тимофеич допил водку и закусывал топленым маслом. Исправник писал, сидя за столом. Темирбулатов и Тимофеич отнесли его вещи на сеновал, а потом проводили туда исправника. Они помогли забраться наверх Иван Иванычу. Урядник стянул с него сапоги и сам устроился рядом.
Убедившись, что гости улеглись, Темирбулатов посадил Гильмана во дворе на всякий случай, чтобы знать, если они станут подглядывать. Гулякбай сел за перегородку рядом с той комнатой, где предстояло беседовать с Рахимом. Султан задернул вход туда занавесью. Афзал сидел на крыльце, поджидая гостя.
Глава 24
ИВАН ИВАНЫЧ
В полночь приехал Рахим. С ним прискакал Сахей-джигит со шрамом на щеке. Коней работники Султана быстро увели на задний двор.
После приветствий и поклонов Султан предложил гостю подушку.
— Садись.
— Рахмат!
Рахим разулся и в одних чулках присел на ковер.
Начали с незначащих разговоров.
— Издалека ли ехал?
— На Соленом Лосином логу посланного обратно дожидался. Ночь-то темная, в степи плохо дорогу знаю.
— Кумыс пей! — Темирбулатов зачерпнул половником в бочонке, налил чашечку, подал гостю. — У меня ночуют приезжие, русские... Исправник и с ним урядник. Мои знакомые.
Он держался запросто и сказал это как бы между прочим. Рахим удивленно посмотрел на хозяина и еще больше выкатил свои огромные глаза. В них явно выразилась тревога.
—
Рахим несколько растерялся, не зная, что ответить. Оба немного помолчали, приглядываясь друг к другу.
— Я ждал тебя с нетерпением и все время помнил о нашем общем святом деле, — сказал Султан. Он спросил про Могусюмку.
— А русские, которые у тебя ночуют, по-нашему понимают? — осведомился Рахим, поглядывая по сторонам и протягивая шею к занавеске, как бы желая заглянуть за нее.
— Да, один понимает, — безразлично ответил Султан.
Рахим взял себя в руки. Его лицо приняло восторженное выражение. Он поднял голову.
— Долго уламывал я Могусюма. Долго он колебался, но, наконец, согласился. Он, кажется, только дружбу свою с неверными потерять не хочет, однако мечтает стать пашой.
— Так удача?
— Удача!
— Слава аллаху! — заметил Темирбулатов. — А где же сам Могусюмка?
— Он в Бурзянских лесах...
Темирбулатов спросил, понравился ли ему Могусюмка, каков он. Сам Султан ни разу не видел башлыка.
— Наивен! В лесах рос. Колебался, долго спорил со мной. У него друзья есть русские, — многозначительно повторил Рахим. — Он тревожился за их будущую судьбу. Много мне пришлось повозиться с Могусюмкой.
— Что же он?
— Все время упирался и колебался, но, наконец, во всем со мной согласился. Он в нашей власти. Ему мешает дружба с русскими. Я отвлекал его от этого. Через некоторое время мы с ним опять встретимся. Я собрал мешок денег. Для нашего дела все охотно жертвуют.
— Разве этих денег хватит! — с презрением сказал Султан.
— Собираю деньги для того, чтобы люди думали, что на их средства все сделано. А, конечно, это гроши. Но люди будут гордиться, когда придут войска с Востока и начнется война. Подумают, что все это на их деньги.
Султан улыбнулся.
— А как Акинфий тебя принял?
— Очень хорошо, — ответил Рахим. — Это хороший человек.
— Очень хороший! — многозначительно согласился Темирбулатов.
Ломовцев, как оказалось, ни в какие подробности с Рахимом не входил, но сказал ему твердо, что в случае беды тот всегда может скрыться у него и что в Низовке его сам черт не сыщет. У низовских мужиков в окрестных лесах были заимки и охотничьи балаганы, которых никто, кроме хозяев, не знал. Сами низовцы не могли добраться друг к другу в такие места без проводников.
— А исправник сам к тебе приехал? Он только ночует или надолго останется? Он знакомый твой?
По тому, что Рахим задал сразу три вопроса, заметно было, что он тревожится.
— До города отсюда двести верст. Неужели ты думаешь, что после того как вечером побывал у меня твой гонец, я успел послать в Оренбург и оттуда приехал исправник? И птица слетать не успела бы.
В больших глазах Рахима на миг выразилась обида и неприязнь. Он был пылок. Его упрекали в трусости, он желал быть лишь благоразумным.