Мохнатый бог
Шрифт:
— Хорошо, — Маша говорит.
Пошла Маша в лес. Идёт — ягодку за ягодкой щиплет, песню поёт. Да и не заметила, как от тропочки ушла, в дремучий лес зашла, стала через пни-колоды перескакивать. Сидит кукушечка на высоком дубу, на сухом суку.
— Ку-ку! Ку-ку! Иди, девочка, в правую сторону!
Повернула Маша в правую сторону. Откуда ни возьмись, вдруг выскочил, откуда ни возьмись, вдруг выпрыгнул Мишка-медведь, Михаил Иванович. Схватил Машу в охапку — и бежать! Бежал, бежал, прибежал в свой дом.
— Вот — говорит, — хорошо,
И ушёл. Стала Маша по дому похаживать, стала Маша в клеть, в подвалы заглядывать. А в клети добро — пух, перо, шерсть овечья, шуба человечья. А в подвале не пусто — репка, капуста, грибы сухие, соты медовые. И Дашенька там, и сестричка там! Обрадовались девушки, плачут.
— Ну, — Маша говорит, — ты, сестрица, здесь сиди, а я уж надумаю, как нам от беды избавиться.
Пошла Маша в избу, взялась за дело. Щи сварила, кашу упарила, избу подмела да и ткать села. Ткёт — нитку в нитку кладёт, рукой прихлопывает. Пришёл медведь, а в избе светло, чисто, щи жирные, каша жаркая.
— Ай, — говорит, — ну и умница! Ай, — говорит, — ну и разумница!
Стал Миша спать ложиться, новым одеялом укрылся, да и говорит:
— Ну и одеяльце соткала! Легко, как пух, жарко, как печка! Тепло моим ноженькам, жарко моим плечикам!
И заснул. А Маша Дашу накормила и спать на печке уложила. Утром Мишенька встал да и говорит:
— Чем мне тебе, девушка, угодить? Проси у меня чего хочешь.
А Маша ему:
— Ничего мне не надобно, Михаил Иванович, — снеси только бабушке гостинца. — Я пирогов испеку, в мешок уложу, а ты снеси да у порога брось. Только смотри, в мешок не заглядывай, гостинцев не трогай. Я на крыше буду сидеть, на тебя глядеть.
— Хорошо, — медведь говорит.
Вот Михаил Иванович пошёл на охоту, а Машенька пирогов испекла, посадила Дашу в мешок и сама села, пирогами закрылась. Пришёл медведь, видит — стоит мешок с гостинцами. Вскинул на плечи да и пошёл. Идёт — топ-топ-топ, ягоду топчет, траву приминает, сучья ломает. Пошёл дальше. Идёт — топ-топ-топ, ягоду топчет, траву приминает, сучья ломает. Устал, проголодался.
— Эх, — говорит, — теперь далеко от дома отошёл. Машенька не увидит. Сяду-сяду на пенёк, съем-съем пирожок!
А Маша из мешка то-о-оненьким голосом:
— Высоко сижу, далеко вижу! Не садись на пенёк, не ешь пирожок!
— Ну-ну, — Миша говорит, — как она далеко видит! Делать нечего, надо скорее мешок отнести да домой возвращаться. Уж дома поужинаю.
Побежал быстрёхонько. Добежал до бабушкиного дома. Бросил в ворота мешок, а сам наутёк. Вышла бабушка на крылечко. Глядит — мешок лежит! Развязала — пироги. Взяла пирожок, откусила, заплакала.
— Точь-в-точь пирожки, как Машенька пекла. Где-то мои внученьки, где-то мои девочки?
А девочки и выскочили:
— Вот мы, бабушка!
Вообще, подобный стереотип поведения очень характерен для сказочного медведя: «Пахал мужик ниву, пришёл к нему медведь и говорит ему: „Мужик, я тебя сломаюГ»; «Пришёл медведь к мужику на подворье и говорит ему: „Мужик, я тебя съем!“»; «Подошёл тихо медведь сзади к мужику да хвать его дубиной по голове». Конечно, можно, вслед за составителем хрестоматии прозаических жанров русского фольклора В. Н. Морохиным посчитать, что в сказках о животных отражались реалии феодального мира, и медведь является воплощением хищного, не ограниченного властью человека, но определённые характерные черты зверя он всё-таки отражал.
Как простоватый и ленивый субъект медведь выступает и в чукотском фольклоре. Вот две чукотские народные сказки, записанные Г. Меновщиковым на восточном побережье Чукотки.
Как евражка и медведь норами поменялись
Однажды бурый медведь стоял на холме, а евражка (так называют на севере суслика. — М. К.) в это время пила воду у реки. Увидела евражка медведя и позвала его:
— Эй, медведь, иди-ка сюда!
Подошёл медведь к евражке, а она ему и говорит:
— V меня к тебе большое дело есть!
Удивился медведь:
— Какое же дело у тебя ко мне?
— Да вот задумала я с тобой жилищем поменяться.
— Ладно, — согласился медведь, — давай меняться. А где оно, твоё жилище?
— Вон там, на холме. А где твоё жилище?
— Вон там, на сопке.
Обрадовалась евражка.
— Пойду-ка я теперь в твоё жилище. А ты моё бери!
Пошёл медведь к норе евражки, евражка — в медвежью берлогу. Пришла к берлоге евражка, осмотрела её со всех сторон и запрыгала от радости:
— Ах, какое жильё я нашла! Ах, как хорошо теперь я буду жить!
А медведь пришёл к норе евражки и только нос туда засунул. Пыхтел, пыхтел — так и не смог залезть в её норку. Пошёл медведь к евражке. А она его и спрашивает:
— Зачем ты пришёл ко мне?
— Не смог я залезть в твоё жильё.
Рассердилась евражка:
— Не может этого быть! Ведь я-то влезла в твоё жильё!
— Ну, а я даже нос не смог просунуть в твою норку!
— Давай-ка померяем твой нос с моим!
Разлеглась евражка на носу у медведя
и говорит:
— Вот так диво: неужели же я такая маленькая, даже меньше твоего носа! Нет, не придётся нам домами меняться. Как же ты жить бы стал в моей норке! Прощай, дедушка, пойду-ка я домой.
Так и стали они жить каждый в своём жилье.
Медведь-лежебока
Однажды повстречал охотник бурого медведя и говорит ему:
— Здравствуй, медведь.
— Здравствуй, — отвечает медведь.