Мохнатый ребенок
Шрифт:
Ринка нагрела кипятильником воду, посадила щенка в тазик и стала тереть его мылом. Мухтар не возражал. Теплая вода ему нравилась, и купанию он радовался. Но Ринка не могла радоваться вместе с ним. Она все время думала про лишай. Дядя Вася не развеял ее опасений: корочки могли оказаться чем угодно.
«Возможно, я скоро облысею, — тихонько шептала Ринка щенку, взбивая пену в его шерсти. — Но я же не могу тебя вот так бросить? Быть может, ты вылечишься. Мы должны попробовать».
Ринка успокаивала ничего не подозревающего Мухтара, но чувствовала, что между ней и щенком вырастает какая-то преграда и тяжелый, липкий страх мешает
Она вылила на Мухтара кувшин воды, смывая мыло, вытерла его сухой тряпкой, выплеснула заразную воду из тазика на вытоптанный газончик и пошла домой.
Дома Ринка долго разглядывала себя в зеркало, пытаясь представить, каково это — жить без косичек. Бабушка вернулась с работы. Она ничего не знала, а ей, может быть, предстояло воспитывать лысую дочку.
Неделю Ринка не приходила к проходной. За это время щенок заметно подрос.
Желтые корки за ушами после купания исчезли. Скорее всего, это были подсохшие царапины: щенок чесался из-за блох, которые обжились в щенячьей шерсти с первых дней его появления на свет.
Мухтар носился по двору и приветствовал смешным тявканьем все, что движется. За время Ринкиного отсутствия щенка обнаружили другие дети. Ринка пришла, увидела, что с Мухтаром играют чужие, и почувствовала, будто ее ужалили изнутри — прямо туда, где, свернувшись в клубок, спят разные человеческие чувства. «Но ведь это не их щенок!»— с гневной обидой подумала она и требовательно крикнула: — «Мухтар, ко мне!» Мухтар, услышав Ринкин голос, на секунду замешкался, потом вывернулся из толпы детей и помчался ей навстречу, хлопая ушами. Ринка погладила щенка по голове, показывая, кто здесь главный, подошла к будке и села на крылечко. Мухтар повертелся возле нее, но, не дождавшись приглашения поиграть, снова помчался за кем-то из бегущих. Ринка еще немного посидела и пошла домой.
Теперь, возвращаясь из школы, она все время заставала рядом с проходной резвящуюся компанию. Дети бросали щенку палки, боролись с ним за мяч, бегали наперегонки и угощали, кто чем мог.
Ринка не подходила близко. «Мухтар, ко мне!» — кричала она издалека. И Мухтар тут же вырывался из чьих-нибудь объятий и мчался к ней.
«Привет, мохнатенький, — говорила Ринка противным взрослым голосом, поглаживая щенка. — У тебя все в порядке? Ну, беги, играй!» И щенок мчался обратно. А Ринка, убедившись в своей власти, брела домой. Посидеть у проходной она приходила все реже и реже.
В начале лета щенок исчез. А вместе с ним — и веселая компания.
— Мальчик тут один ходил. Мишей звать, — сообщил дядя Вася. — Попросил разрешения щенка в деревню взять. У него там бабушка живет. Я разрешил. А то начальник ругается. Говорит, серьезный объект, а тут детский сад устроили. Так что — уехал Мухтар. Будет теперь бабке дом сторожить.
Ринка пришла домой, села на диван и заплакала. Она не двигалась, не морщилась, не шмыгала носом, а просто смотрела в одну точку на стене, и слезы вытекали из глаз сами собой. Потом в дверь позвонили. Пришел Борька Шалимов, чтобы позвать Ринку гулять.
— Ты чего? — спросил он, увидев, как блестят у Ринки щеки.
— Мухтара в деревню увезли. Дом сторожить.
— В деревне здорово! — сказал Борька. Но потом еще раз взглянул на Ринку и добавил: — Хотя жаль немного…
Кошачья столовая
Квартира, в которой жили бабушка и маленькая мама, была на первом этаже. Под окном то и дело появлялись кошки. Одна была сплошь черная, и Ринка сразу решила, что это «самец»: по ее представлениям, именно «самцу» подходило быть черным. Кот получил кличку Черныш — по имени одного известного литературного героя кошачьего происхождения. Другая кошка была дымчато-серой и такой пушистой, что могла сойти за сибирскую. Ринка знала, что «сибирская» — это очень хорошо. Но не могла вспомнить какое-нибудь подходящее литературное имя, поэтому прозвала пушистую кошку Серушкой. Третья кошка появлялась не так часто и имени не получила. Но и ей Ринка радовалась.
Кошки ходили под кустами, грелись на узкой асфальтовой дорожке у дома и время от времени скрывались в отдушине подвала. Что они там делали — в этом темном подвале — и, главное, чем они, бедные, питались? Когда выпал снег и наступили холода, Ринка сказала сама себе: «Нельзя, чтобы кошки голодали прямо у тебя под окном», — и решила устроить кошачью столовую.
Она нашла у овощного магазина три деревянных ящика, притащила их под окно и поставила так, чтобы получилось похоже на домик с несколькими комнатками. Потом устелила пол домика разными тряпками и выпросила у бабушки разрешение сдавать молочные бутылки в пользу кошек.
Бабушка Аня не стала возражать против столовой — потому что столовую открывали не в ее квартире. Но, рассуждала бабушка, бутылки — дополнительный источник денег. А деньги бабушке очень и очень нужны. В первую очередь для того, чтобы кормить Ринку. Это только кажется, что Ринку легко прокормить. Только кажется, что бутылка стоит копейки. Копейка, между прочим, рубль бережет. Если эти копейки направо-налево разбрасывать, скоро можно будет зубы на полку класть. Ринка хоть знает, что это такое?
У Ринки перед глазами тут же возникли книжные полки. На полках, перед рядами книг, неровными кучками были разложены зубы: желтоватые и большие — бабушкины, и мелкие беленькие — ее собственные. Это ужасное зрелище тут же заставило Ринку раскаяться в желании разбрасывать копейки. Но бабушка неожиданно перестала рассуждать и сказала: «Ладно. Сдавай. А то эти бутылки всю прихожую захламили!»
Ринка тряхнула головой, прогоняя ненужные мысли, призвала на помощь Борьку, и они вместе отправились сдавать бутылки в пользу кошек.
Бутылки принимали за стройкой, в дощатом сарайчике с надписью «Стеклотара». Очередь к окошку сарайчика была длинной и двигалась медленно. Стоявшие в очереди притоптывали на морозе, позвякивали сумками и все время спрашивали друг друга, что сегодня принимают, а что нет.
— Из-под пива-то сегодня принимают? Как «тара кончилась»? Я им покажу, кончилась. Пусть в карман к себе суют! — волновался один сморщенный мужичонка.
— А банки трехлитровые? — суетилась толстая женщина. — Вот у меня тут горлышко немного отбито. Как думаете, возьмут? Не возьмут? Жалость какая! Тридцать копеек целых. А из-под перца болгарского? Не принимают? Что же с ними делать, с этими банками иностранными, когда их нигде не принимают? Ну, да — выкинуть! Ишь чего придумал! Выкинуть! Я лучше тебя выкину — из очереди! — сердилась на мужичонку женщина.