Шрифт:
1
Прощай школа.
После поступления в ВУЗ, все с кем ты шаг за шагом, год за годом общался, взрослел, уходят немного на задний план. Тебе восемнадцать, ты студентка и тебя уже окружают не ребята из соседнего двора, а ребята старших курсов и не только твоего города.
Первый месяц притираешься к своей группе, потом смелее на по воротах в общении с другими факультетами и так эта карусель затягивает… знакомых море, эмоций тоже.
В паточках на лекциях, когда сидит человек 40–50,
Суета и круговерть.
Первый семестр пролетел как пуля над головой, первые экзамены, потом — каникулы.
Январь, сессию сдали, решили это отметить.
Пошли с девчонками в клуб, у кого-то из них сегодня знакомый диджей новыми миксами публику радовать будет. Выпили не много, чуть-чуть, а вот на танцполе оторвались «от души». Диджей был на высоте. Около одиннадцати домой собрались. Оделись и на выход. Вышли на улицу, веселые, разгоряченные, что говорили, над чем смеялись, уже не вспомню. До метро не дошла, что было потом в голове картинка не сохранилась.
— Очнулась Стрекоза? С новосельем тебя, ты теперь здесь на долго. Повязку не снимай! Иначе ослепнешь.
Сижу, дрожу, на мне повязка плотная и ничего не видно. Ноги мои между его зажаты, а он сидит на против. Прикасается к одежде моей, я в ужасе вздрагиваю, а он оттягивает воротник на блузке, по дыханию его чувствую внутрь заглядывает. Навис надо мною.
— Будем одежду резать и раздевать тебя медленно. Резать я очень люблю, доберусь и до тебя, уж поверь. Одежда закончится, дальше играть с тобой буду. Пока нёс, веса в тебе не чувствовал, мелкая и легкая совсем, растяну с тобой удовольствие…
Я в ужасе, речь отняло, только дышу судорожно, слова и вопросы, где-то внутрь провалились, глубоко. Зубы от страха сжимаю.
— Чего молчишь? Смех по пути растрясла? Там внизу соловьем заливалась, пируэты выписывала. Ну, кричи давай! Не молчи!
Сижу на стуле без верхней одежды, босая, руки за спиной связаны, а на глазах повязка. Вдыхаю запах, тяжелый, словно землёй пахнет, свежо, но не холодно. Молчу. От паники речь стопорит, не первый раз испуг пронизывает мою психику, лишая голоса. От страха, крики «Помогите» — никогда выдавить из себя не могла.
С этого мгновения и его ужасных слов всё и началось. На вторые сутки одежды на мне не осталось. Блузка уже давно изрезана. Хочу плакать, а слез нет, всхлипываю сухим носом. Приходит и разговаривает со мной, озвучивает всё, что задумал и действует по намеченному плану.
Держит меня на цепи, пристегнув к кровати, чтобы далеко не отходила. А когда является, стул для меня с грохотом на пол ставит и любуется как вздрагиваю, пугаюсь и вжимаю плечи свои.
Мучает и терзает мое тело, оставляя на нем раны, шрамы. На честь мою не посягает, у него интерес в другом. Ему нравиться эмоциями моими упиваться.
Опять пришёл. Изверг. И за дело своё взялся.
— Всё ещё молчишь значит, онемела? Язык покажи или проглотила? Ну же? Я жду!
Размыкаю губы свои и подбородок предательски дрожит, открываю для него рот. Берет меня рукой за горло, вверх приподнимает голову и заглядывает в рот мне или… в душу самую, боль мою и страх увидеть хочет…
— Язык на месте. Говорить не хочешь? Ждать буду, когда выть и кричать начнёшь, — обдаёт дыханием своим, крупным, — Материться умеешь? Было бы хорошо, и слуху моему бальзам. Ну молчи, молчи, я терпеливый.
При нем всегда молчу, терплю боль, иногда мычу. А Он ждёт от меня проявления слабости и слез моих… я сдерживаюсь. Сначала от шока рот открыть не могла, а потом терпеть научилась, силы откуда-то берутся. Плачу и скулю только когда он уходит.
Кормит сам, маленькими кусочками, наслаждается глядя как жую… дрожу… глотаю. Иногда, когда глотаю, Он рукой по шее проводит вниз, словно показывает куда еда скатывается. В лицо мне дышит, по щеке рукой проводит, из пасти Его вони нет, и сам словно стерильный. Если бы сзади подкрался, не почувствовала бы его. Сволочь.
Одежды на мне уже давно нет, только трусики. Заворачиваю себя в плед после того когда уходит, им же укрываюсь когда сплю, почти. Тело постоянно судорогами бьет, когда его рядом нет, и чувствую вновь и вновь прикосновение стали холодной, то острой режущей, то тупой рвущей. Всхлипываю и забыться не могу…
Приходит раз за разом и тело моё в боль окунает. Украшает его рисунками на свой лад, снежинки, клеточки…
— Вокруг пупка «Солнышко» хочешь? Молчишь? Будет солнышко и много много лучей, тёпленьких. Любишь Стрекоза лето, вижу любишь…
Тело ноет и болит, крови почти нет, раны чем-то сразу промокает. И разговорить меня каждый раз пытается. Изверг.
Молитв я не знаю.
Когда совсем не в моготу вспоминаю строчки из песни: «Я не знаю, но чувствую. Я не вижу, но верую. Если вырастут крылья за спиной. Я хочу чтобы были белыми, они...». Теперь это моя молитва.
Иду вдоль своего коридора и думаю о ней. Мелкая, а терпеливая до скрежета в зубах, любому мужику фору даст. Ждал когда проявит себя, истерику устроит, слёзы, сопли, домой просится начнёт и хер дождался.
Не я её морально, а она меня уделала. Мужики в моих руках матерятся, кричат, разодрать в клочья грозятся, а эта терпит, из раза в раз терпит.
Блядь, выпить что ли и вырубиться на пару дней, она отдохнёт и я подумаю что дальше с ней делать?
Захожу в обеденный зал.
— О, привет брат. А я тут выпить решил, составишь компанию?
— Выпивка не мое, сам давай. Я смотрю засел Ты в коридорах своих. Работы много? Не помню, что бы ты так рьяно за неё брался. Или экземпляр достойный попался?