Мои друзья
Шрифт:
– Атмосфера комнатная не позволяет ему взять пирожок.
И верно: вышли во двор, снова дали пирог – Буран его взял.
Постоянный житель улицы, к тому же выросший на Севере, он чувствовал себя куда увереннее под открытым небом.
Дальше пробег продолжался без особых происшествий. И вот настал день, когда впереди, в сизоватой морозной мгле, замаячили строения Москвы. В столицу наши товарищи прибыли как раз в канун того дня, когда должен был начаться тираж выигрышей лотереи.
Москвичи, радушно приветствовали участников пробега. Около заставы их встретили
Тащить сани по асфальту было тяжело, и Шестаков сошел с них и шагал рядом с одной стороны, Марков – с другой. Собаки трусили, прижав уши и не обращая никакого внимания на проносившиеся автомобили и трамваи. Прохожие, спешившие на работу в этот утренний час, останавливались и с улыбкой смотрели на собак.
В тот же день собаки, измерившие своими лапами расстояние от Урала до Москвы, были помещены в карантин питомника Осоавиахима, а домой, на Урал, полетела телеграмма-рапорт:
«Сегодня в шесть часов утра упряжка благополучно достигла столицы нашей Родины Москвы. Все здоровы, самочувствие бодрое. Шлем привет и поздравление с благополучным окончанием пробега.
Командир пробега Шестаков, каюр Марков».
ЧЕТВЕРОНОГИЕ ШКОЛЬНИКИ. ОШИБКА, ЕДВА НЕ СТАВШАЯ РОКОВОЙ
С весны я начал заниматься с Джери на дрессировочной площадке. К этому времени ему исполнилось восемь месяцев, то есть он достиг возраста, когда начинается регулярное обучение собаки.
Джери вырос долговязым, костлявым псом, более похожим на жеребенка, чем на собаку. Но ум, светившийся в глазах, блестящая шерсть и важная, полная достоинства поступь уже говорили о породе.
Площадка была оборудована в одном из центральных парков города, в дальнем тихом углу его.
Здесь был поставлен разборный барьер, устроена учебная лестница со ступеньками различной формы и частоты и крохотным «пятачком» наверху, на котором собака могла передохнуть после трудного подъема.
Недрачливый и спокойный по природе, Джери быстро освоился с площадкой, с шумом и гамом многочисленного беспокойного сборища и прекрасно вел себя даже на групповых занятиях, когда люди и собаки выстраиваются в общую шеренгу и согласованно выполняют команды инструктора-дрессировщика.
Занятиями руководил Шестаков, часто на них бывал и Сергей Александрович. «Собачью школу», как прозвали нас зеваки, всегда задерживавшиеся, чтобы поглазеть на занятное зрелище, регулярно посещали тридцать – сорок человек со своими хвостатыми «учениками».
На площадке я начал дрессировать Джери на выдержку. Посадив дога, я отходил на расстояние десяти – пятнадцати шагов и командовал: «Лежать!», «Голос!» Пес послушно исполнял. Раз от раза расстояние увеличивалось. Увеличивалась и продолжительность выдержки. Джери великолепно дрессировался на кусочек черного хлеба, в то время как другие собаки нередко отказывались работать даже на мясо. Виноваты были в этом сами владельцы, которые либо задергивали собаку, либо чрезмерно закармливали ее.
Быстрые успехи Джери вызвали удивление среди многих моих знакомых по площадке. Почему-то распространено мнение, что дог глупей овчарки, добермана, а потому и хуже поддается дрессировке. Джери мог служить живым опровержением этого ни на чем не основанного предрассудка. Просто дог более упрям, к тому же он очень велик, и с ним трудно справиться, если полагаться только на свою физическую силу. Нужно подчинить его своему влиянию. А это-то самое трудное. Я же теперь мог с гордостью отметить, что мои заботы не пропали зря. Джери понимал и слушался меня с полуслова. И наши занятия продвигались настолько успешно, что мой дог обогнал даже многих овчарок, начавших обучение раньше его.
Это не значило, разумеется, что Джери мог научиться чему угодно. Так, например, он не годился для работы по следу, то есть не мог сделаться ищейкой. Для службы розыска пригодны сравнительно немногие породы: восточноевропейская овчарка, доберман-пинчер, эрдельтерьер и некоторые другие. Они обладают таким удивительным чутьем, что могут найти нужный след по слабому запаху среди множества других запахов. Однако это отнюдь не значит, что другие собаки хуже их. Просто каждая порода имеет свои особенности. И каждая по-своему ценна и нужна, хотя одни, как, например, восточноевропейская овчарка, имеют большее применение, другие, как дог, меньшее.
Дрессировкой я постоянно занимался и дома. Стремился развить в Джери выдержку и безотказное исполнение приказа. Поставишь перед собой чашку с кормом и скомандуешь: «Фу!» – нельзя, значит. Пес сидит, как истукан. Глаза не отрываясь устремлены на чашку. Слюна в два ручья бежит из закрытой пасти. Я ухожу в другую комнату. Все равно пес не прикоснется к еде, пока не услышит долгожданной команды «Возьми» или «Кушай». Тогда с жадностью накинется он на пищу и не оторвется, пока не опустошит чашку до дна.
Как-то раз, посадив собаку перед кормом, я забыл о ней. Вдруг слышу из соседней комнаты голос матери: – Что с Джеркой? Почему он сегодня не ест?
Выскочил в прихожую. В углу нетронутая чашка с едой, перед ней лужа слюны. Джери обиженно укладывается спать на своей постели. Он ждал-ждал и решил, видимо, что пообедать ему сегодня не удастся, и с горя пошел спать.
Дрессировочная площадка находилась на берегу реки, и с наступлением теплых дней я начал приучать Джери к воде. Произошло это так. Кинув в воду палку недалеко от берега, скомандовал: «Апорт!»
Дог резво подбежал к кромке берега, осторожно вошел по грудь в воду, но дальше ни с места! Тщетны были все уговоры и понуждения. Не помог даже кусок хлеба, проплывший по течению у самого носа собаки. Дог из кожи лез, стараясь дотянуться до него, но плыть отказывался.
Тогда я сам отплыл на лодке на середину реки, ласково зовя Джери за собой. Но и это не помогло. Джери тревожно бегал по берегу, входил в воду, жалобно повизгивал, но, как только чувствовал впереди глубину, поспешно пятился назад.