Мои грехи, моя расплата
Шрифт:
– Ну, Ларка само собой, а что?
– Верность хранишь?
– А это уже не твое дело, – огрызнулся Ефим.
– Ну, это как сказать, – покачал головой Болек. – Я должен знать, что у тебя на душе творится… Спишь с Ларкой, спи, я как бы и не против, – с каким-то непонятным напряжением в голосе сказал он. – Но если какие-то тараканы в голове, лучше сразу скажи…
– Какие тараканы?
– Да такие… Ты что-то там про Дану говорил. Красивая девка, не вопрос. Если влюбился, так и скажи…
– Ты не замполит, –
– С бабами? – въедливо посмотрел на него Болек. – Значит, все-таки Дана…
– Достал… И вообще, спать уже давно пора. Дело сделали, домой надо ехать…
– В город едем, а по домам – нет, – мотнул головой Гуревич. – На рынок поедем.
В кафе на рынке нашлось несколько матрацев. Ефим так хотел спать, что ни о каком белье даже не помышлял… Сегодня на голом матраце в кафе, а завтра, возможно, придется коротать ночь на жестких нарах в камере предварительного заключения, закрывая глаза, подумал он. И прежде чем заснуть, успел сравнить тюрьму с могилой. Уж лучше неволя, чем смерть. А еще лучше жить на свободе, не думая о том, что завтрашний день может стать последним…
Глава 7
Вчера город заливало дождем, сегодня – лучами разыгравшегося солнца. Небо высокое, синева сочная, еще не выгоревшая, в легкой туманной дымке. Ни тучки, ни ветерка. В такую погоду мысли о возможной гибели казались чем-то диким, противоестественным. Да и в тюрьму садиться не хотелось. Но, увы, Ефим из игры выйти не мог, оставалась только надежда на везение. Авось пронесет…
На стрелку с «речными» Телегин ехал лично. С ним два десятка бойцов, и среди них Ефим. Он молча грустил, Заз спокойно крутил баранку, а вот Болек был взбудоражен.
– Телегин говорил, что в городе шухер был. «Речные» вчера в «Юбилейном» гуляли, что-то там с кем-то не поделили, драка была, менты подъехали, всех повязали…
– А кого конкретно? – спросил Заз.
– Не знаю… Да и не в том дело. И даже не в том, что менты наглеют. А в том, что они силу почувствовали. Потому и в «Юбилейный» сунуться не побоялись. Ждут они чего-то, потому и нагнали толпу. А чего ждут?
– Чего?
– Нас ждут… Неспроста все эти движения. Как бы лиха не вышло…
Из города машины выходили порознь, но на девятом километре Свердловского шоссе собрались в колонну и двинулись к озеру.
– А может, и не будет никаких ментов, – продолжал нагнетать страсти Болек. – Постреляют нас «речные» на подходе…
– Если страшно, так и скажи, – поддел его Ефим.
– Когда будет страшно, тогда и скажу. А пока только опасения… На душе неспокойно…
Плохое предчувствие было не только у него, и уж лучше бы оно обмануло. Но на полпути к озеру колонна из пяти машин напоролась на засаду. И это были менты…
Их было много, и действовали они грамотно. Подпилив дерево, свалили его перед головной машиной, перегородив дорогу. А вторая сосна отсекла путь отступления. Ефим не мог слышать, как зашумели кусты и затрещали ветки, но увидел одетых в камуфляж омоновцев, которые неслись к их машине.
Менты не стреляли, но в остальном действовали жестко. Сильные руки выдернули Ефима из машины, ткнули носом в дорожную пыль. Затем ему пересчитали ребра – сначала ногами, со зла, затем руками, в поисках запретных предметов.
– Пустой! Нет ничего! – разочарованно сказал кто-то.
– В машине что?
– Тоже ничего…
– Стволы, наркота?
– Да нет же ничего!
– Давай в автобус всех!
Ефиму приходилось ездить в автобусе, но никогда еще он не путешествовал в нем в качестве ковровой дорожки. После долгого и болезненного пути к машине он оказался на полу между сиденьями, вповалку с ним оказались и все остальные. В том числе и Телегин. Болек попробовал было возмутиться, но грузный омоновец молча сел ему на голову, и тот замолчал.
Их «сгрузили» во внутреннем дворе городского УВД, где в подвальном этаже здания находился тюремный изолятор. И прежде чем развести по камерам, дали возможность немного отдышаться. Вряд ли это было сделано из благих побуждений, скорее всего, произошла какая-то заминка, но так или иначе Ефим смог перевести дух. Особенно счастлив был Болек, который после общения с омоновским задом больше всех нуждался в свежем воздухе. Дышал он жадно, но при этом его трудно было назвать растерянным и подавленным. Он хорохорился и здесь.
– Как настроение? – воспользовавшись моментом, спросил он у Ефима.
Ему действительно интересно было знать, в каком состоянии духа он находится. Похоже, он не особо верил в его моральную устойчивость.
– Лучше, чем у тебя, – ехидно усмехнулся Ефим.
– Смотри, менты прессовать будут, не расколись.
Ефим с достоинством промолчал; дескать, и сам прекрасно знает, как ему вести себя на допросе.
Омоновцы получили приказ и снова взялись за братву. Парней уводили по три-четыре человека, и вскоре на площадке остался только один Ефим.
– А с этим что делать? – кивком показав на него, спросил милицейский майор в фуражке с красным околышем. – Мест больше нет.
– Утрясем и утрамбуем…
Ефим и не надеялся на комфортные условия, и ничего бы не сказал, если б его бросили в переполненную камеру к своим. Но его швырнули в тюремное помещение к арестантам из враждебного рода-племени. Он обомлел, увидев перед собой физиономию Макара. На нарах, рядом с ним, сидели внушительного вида парни, одного из которых Ефим видел возле кладбища в толпе «речных».