Мои калифорнийские ночи
Шрифт:
— Лерой, ты поди уснул там? — подаёт голос Кэм. — Или девочки в пачках всё же произвели на тебя впечатление?
Меган возводит глаза к небу.
— Уснул, — обнимает Картера Эмбер и нежно касается губами его щеки. — И я предложила ему сбежать оттуда.
— Хватит болтать, — недовольно пресекает её откровения он.
Очень вовремя к нашему столику подходит Гай Осмо, и Роуз, очевидно уставшая изображать показное равнодушие, удаляется с ним танцевать.
Ещё один тебе привет из прошлого,
Ричи тоже тянет меня в центр зала. Обнимаю его шею и кладу голову на плечо. Какой хороший вечер… Теплоход, бескрайний океан за бортом, звёздное небо над головой и он. Идеально.
— Скажи Лерою, пусть прекратит цеплять Роуз. Как ребёнок, честное слово! — возмущаюсь я.
— Сами разберутся, — отмахивается Исайя. — Малыш, ты чудо, как хороша…
Я улыбаюсь, но удержаться от язвительного комментария не могу.
— Или кто-то просто очень пьян, — хихикаю, как школьница.
— Да я трезв как стёклышко, Джен.
— Это и пугает.
— Так надо сегодня, — загадочно улыбается он, и я удивлённо смотрю на него. Опять что-то задумал! Последние несколько месяцев он очень красиво и настойчиво за мной ухаживает.
Исайя наклоняется к моему лицу, и мы целуемся. Медленно, не торопясь, наслаждаясь друг другом.
— Эй, ребят, извините. Смит, ты не поможешь мне? — совсем близко доносится голос Меган.
Я нехотя отлипаю от своего блондина и устремляю недовольный взгляд на невесту.
Она очень возбуждена.
— Притащи, пожалуйста, ту большую, безвкусную вазу, которую нам подарила бабушка Кэмерона. Помнишь, куда мы её дели? Официанты точно не найдут… А ставить цветы уже некуда.
— Сейчас принесу, — киваю я, прерывая её бесконечный монолог.
Подмигиваю Исайе и отправляюсь на поиски вазы. Вот любит Меган раздавать задания.
В той самой каюте, заваленной многочисленными подарками для молодожёнов нужный мне предмет удаётся заприметить не сразу. Да вот же она! Я качаю головой, разглядывая это тяжёлое нечто. Фыркаю и возвращаюсь, прислушиваясь к шуму, доносящемуся с верхней палубы.
Поднимаюсь и сразу замечаю, что ребята как-то скучковались. Толпа оживлённо вопит, но понять в чём дело не представляется возможным. Отсюда вообще ничего не разобрать.
Плетусь поближе, желая поскорее избавиться от своей ноши. Держать творение неизвестного мастера мне крайне неудобно.
— Что за ажиотаж? — недовольно интересуюсь у Роуз, глядя на беспрестанно галдящих гостей.
Онил бросает на меня какой-то странный взгляд. И нехорошее предчувствие появляется практически сразу.
— Джен… — растерянно начинает она.
Поворачиваю голову, в этот момент люди немного разбредаются, и я вытягиваю шею, чтобы понять причину всеобщего волнения.
Кто-то поднимает вверх невесту. Она заливисто смеётся.
Я направляюсь в центр зала, и, уже будучи довольно близко, резко останавливаюсь.
Не могу вдохнуть. Просто смотрю на то, как Лерой крепко обнимает друга, хлопает его по спине и отходит чуть в сторону, уступая место визжащей Ванессе.
Не может быть…
Выпускаю вазу из рук, и она (да простит меня троюродная бабушка Кэмерона из Пенсильвании) с оглушительным грохотом разбивается на мелкие осколки.
Своей оплошностью привлекаю всеобщее внимание. Но мне сейчас абсолютно плевать на присутствующих.
Моргаю, пытаясь прогнать видение. Но ничего не происходит, а это означает только одно: я не рехнулась.
Слева от невесты, прижимающей к груди огромный букет цветов, стоит он…
Мой сводный брат, Рид Брукс.
Которого я не видела четыре года.
Четыре долгих, бесконечных года.
Каждый день из которых я молилась за него…
Сердце падает куда-то вниз, а по спине бежит холодок, когда вижу, как он бросив Лерою пару слов, направляется ко мне.
Мне бы не мешало взять себя в руки, но губа начинает предательски дрожать, а глаза наполняются слезами. Я не могу поверить в то, что он вернулся. Не могу поверить в то, что это — действительно он.
Здесь. Живой, здоровый…
Стоит напротив. Чёрные брюки, белоснежная рубашка, закатанные манжеты которой открывают взгляду сильные, загорелые руки с выступающими венами.
Мой взгляд скользит выше… Широкий разворот плеч, на несколько пуговиц распахнутый ворот.
Он так возмужал…
У меня дыхание перехватывает, когда я, наконец, поднимаю глаза и жадно всматриваюсь в черты его красивого лица. Густые брови, прямой нос с небольшой, едва заметной горбинкой. Скулы, словно высеченные скульптором-перфекционистом, губы идеальной формы и глаза…
Умереть можно.
Мне так больно на него смотреть…
Будто целую вечность не видела.
Под рёбрами надсадно ноет. Кровь шумно стучит в ушах, нервы как оголённые провода, и во рту, словно пустыня Калахари.
Тысячи иголочек безжалостно вспарывают старые раны, пока я отчаянно пытаюсь прогнать прочь ненужные мысли и прийти в себя.
Молча разглядываем друг друга.
Бесконечно долго и чересчур откровенно.
В его пасмурных, потемневших глазах столько всего понамешано, что это сбивает с толку.
Он такой взрослый… Ему ведь двадцать пять было весной?
Кажется, это происходит. Я тяну носом воздух, ощущая, как по щекам катятся слёзы, остановить которые не в силах.
Не знаю, сколько проходит времени прежде, чем он сокращает последнее расстояние между нами и сгребает меня в охапку, осторожно сжимая в своих руках.