Мои неотразимые гадюки. Книга 3
Шрифт:
– Ну, это уж, как они промеж себя решат, – не стала разбрасываться авансами Драгомия. – Вы ж девчонки такие: чуть что не по вам, так сразу бунтовать. А я старовата для бунтов. Мне уже в самый раз пора пожить на покое. Покоя мне лишь и не хватало. Всего остального полны закрома. Да и в вашем поселении тоже немало добра.
Крысёнок, что сбежал от неё, вылез из-под камушка, тревожно приподнял головку и впился взглядом в Драгомию. Малыши чувствуют настроение, как градусник температуру.
– И за столько времени тут ничего не разграбили? – уточнил Радгар вроде как извиняющимся тоном погорячившегося перед бабушкой сопляка.
– В долинах и ущельях Утробы, – улыбнулась та, – вы встретите ни один старый человечий скелет. Есть и не
Дон машинально прихмурился, выслушав доклад «ищейки» о наглых любопытных кошаках, что ползли к ним промеж камушков и прочего мусора. Велел наподдать им, чтоб не повадно было, но не калечить. С удовольствием прослушал панический кошачий рёв неподалёку – Гнер сообразил, что происходит и злорадно ухмыльнулся. А затем выдвинул догадку, которая Дону в голову не приходила:
– Покойный нар Черногорья пытался добраться до богатств Утробы?
– Я предупреждала его, чтобы он не злил моих девочек, – вздохнула старуха.
– Так поэтому в Черногорье полезли кабаны? – заметно приобалдел Радгар.
– Даже у таких поганок, как щупы, ни с того ни с сего желчь не взыграет, – ядовито заметила Драгомия. – Мы, конечно, благородством не богаты. Но и в безголовые кровопийцы нас записывать не стоит. Ваш хвалёный нар не был хорошим или плохим. Он был подлинным наром. А это во все времена означало одно и тоже: за своих горой, на чужих войной. Справедливости ради, не стану скрывать, что и мои девки в этой истории опростоволосились, почём зря. Пытались дуры стоеросовые задружиться со свердами, что стали всё чаще прощупывать границы Утробы.
– А можно об этом поподробней? – попросил Гнер.
– Можно. Хотя особо тут развозить нечего. Всё, как всегда: есть заповедная земля, о которой чего только не плетут. Значит, на той земле тебя обязательно дожидаются несметные сокровища.
– И коли ты не слабак, так пойди да возьми их, покуда тебя не обскакали другие «не слабаки», – презрительно продолжил Радгар. – А ещё лучше всем заинтересованным слабакам сбиться в банду и вперёд.
– К сожалению, всё так, – скользнула по лицу Драгомии не менее презрительная тень. – Потому как размеры богатств любой заповедной земли растут с каждым новым пересказом старой заезженной сказки. Поначалу-то мы отправляли к свердским «не слабакам» кабанов да мрачников. С шайками те справлялись, но охоту к нам таскаться отбить не смогли. Человек же как рассуждает: зверь, как тот не страшен, всего лишь зверь. А значит, и на него найдётся ловушка. И раз предшественников на пути к богатству сожрали, так не в тварях Утробы дело. Те слабаки слишком много о себе понимали. Так что нам это надоело до оскомины, и пришлось самим взяться за дело.
– И пошла гулять по свету страшилка о злых духах Черногорской Утробы, – насмешливо констатировала Лэти. – Дед прав: невидимая смерть ужасней самой кровавой резни, учинённой на глазах. И что, сверды перестали к вам шастать?
– И да, и нет, – как-то грустно призналась Драгомия. – Грабители-то к нам дорогу забыли. Мы им такое представление устроили – вовек не позабудут. Может, именно тогда моя дочь и свихнулась окончательно. Если всю жизнь обретаться под крылом смерти, да иметь силу убить любого…
Плечи старой леди опали. Она уставилась туманным взором в это их непонятное «никуда», где щупы периодически пасутся. Собеседники не торопили её вернуться. В конце концов, манипулятору видней, как строить беседу. У него ж всё идёт в зачёт всеобъемлющего опыта, а не просто «скуку развеять». В частности, ему необходимо на деле убедиться, с какой лёгкостью придавленные жизнью щупы съезжают с катушек. И убедиться, не будучи сторонним наблюдателем, а сидя с ними в одной лодке.
– От грабителей мы избавились, – внезапно продолжила Драгомия абсолютно спокойным голосом. – Но приманили ходоков иного сорта, – она умолкла, как бы приглашая слушателей шевельнуть мозгой.
– Идейных мракобесов или суеверных простачков? – осведомился Дон.
– И тех и других, – уважительно глянул на него щуп, мудрость которого трудно даже представить. – Однако теперь с ними меньше проблем. Нынче эти горы штурмуют так редко, что наша нечисть уже и не пасётся в тех местах, где можно к нам пролезть. Там теперь для них мало добычи.
– И чего эти страстотерпцы от вас хотят? – поинтересовался Радгар.
– Того же, что и грабители, – удивилась старая леди. – Богатства. Это вообще дело занятное. Да и полезное. Что, не понял, разумник? – стрельнула она в манипулятора озорным взглядом. – Неужто никогда не слыхали о капищах около Утробы? Их смастерили просители и в Рунии, и в Сверде. Там, на востоке, – указала она рукой, – у самой последней нашей стены рунийцы устроили небольшую… то ли молельню, то ли просильню. Слыхали? Даже священники на неё не покушаются – страшатся рассориться со своей паствой. Так вот туда мои внучки прогуливаются попеременно раз в месяц. Иной раз их туда силой гнать приходится. Потому что надо: пускай натаскивают себя на понимание, терпимость да милосердие, – абсолютно серьёзно без тени иронии заявила Драгомия. – Крайне полезная наука для молодых щупов, что не желают идти по стопам родительниц прямиком в безумие.
– Я, конечно, слыхал о капищах у Черногорской Утробы, – что-то припоминал Радгар, хмуря в напряжении брови. – И даже байки о том, как Утроба награждала посителей. Но кто же в здравом уме поверит во всю эту чушь?
– И выслушивала, и награждала, – подтвердила старуха. – Мои девки не ленились: проникали в эту их молельню и терпеливо изучали каждую жалобу или просьбу. Если, скажем, речь шла о костлявой заморённой вдове с кучей малых детишек, что пухли с голода, то подкидывали ей золотишка. Мы подсобрали себе кое-какой капиталец: так, на чёрный день. А пользоваться им слишком часто не приходится – негде. Вот и делимся. Отдаём тому, кто и вправду с горя сохнет. Как, скажите на милость, отказать матери, что рвётся в Сверд выкупить из рабства единственного сына? Это наплевать на чужую беду моим девкам не трудно. А вот заставить себя помочь – это труд великий. Я с них, понятное дело, в этом деле не слезу, пока дышу. Но…, – она оборвала себя на полуслове.
– Ваша раздача даров не привлекает на капище грабителей? – скептически приподнял брови Гнер. – Обнадёженные бедолаги с золотом далеко отходят от капища?
– С некоторых пор охотники за дарами Утробы там больше не пасутся, – поведала старуха таким тоном, что от скепсиса арма не осталось и памяти. – Как и особо изысканные умники. Были такие, что приходили на капище с неподражаемыми историями о бедственном своём положении. Все эти господа умирали на глазах остального народа столь страшно, что Утроба сумела внушить мысль о своем всеведении. И о проклятье, что лежит на её золоте. Дескать, оно срабатывает, если золото покидает руки того, кому подарено. Уж над этим-то девчонки поработали крайне добросовестно.
Ага, поработали! Именно так она это и видит. Хотя – окоротил себя Дон – кто он такой, чтобы судить эту женщину? Он с его великим исходом из Хашаша в края обетованные просто смешон: и половины бед Драгомии на кардан не намотал. Да что там половины? Они вообще легче лёгкого прошли по Империи и дальше к туннелю. Даже степняки им ничего не испортили. Всех тягот: скверная еда, ночёвки на земле да отсутствие ванны.
Будем с ними по-хорошему? Или хорошо будет только нам? Прикольная, но нешуточная мысль мелькнула одновременно и в голове Дона, и во взгляде Лэти. Гнер тоже мыслил где-то около. Они же это не всерьёз – не поверил Дон и уточнил у «системника». Тот зарядил отчёт про уровень агрессии объектов и прочие несуществующие страсти. Значит, не всерьёз – успокоился Дон и окончательно понял: Драгомия станет объектом его системы. Верней, почувствовал, ибо агрегат в башке уже делал своё чёрное дело: приобретал новый объект подлец.