Мои путешествия по Сибири
Шрифт:
На двух телегах мы переправились через р. Иртыш и поехали по степи на юго-запад, вверх по широкой долине р. Уланки. Справа и слева уже поднимались плоские холмы Калбинского хребта. После ознакомления с ним при проезде в разных направлениях с рудника на рудник и пришел к выводу, что это не хребет в собственном смысле слова, а комплекс плато, кряжей и горных групп, то тесно связанных друг с другом, то разделенных более или менее широкими и глубокими долинами. Возвышенности имеют различную абсолютную и относительную высоту. На востоке, ближе к р. Иртышу, представляющему базис эрозии, высоты меньше, увеличиваются к западу, к тракту из Кокпекты, до максимума, а затем уменьшаются, и к тракту в Сергиополь вся местность получает сильно сглаженный характер, как мы видели на пути из Семипалатинска в Джунгарию. На востоке формы гор более резки, долины глубже, склоны круче, скалы, обрывы чаще; встречаются ущелья;
Наблюдения в Калбинском хребте и, позже, в самом Алтае позволили мне придти к убеждению, что высокие горы, возникшие в конце палеозоя при сильных складкообразовательных движениях земной коры, были уничтожены, сглажены, превращены в так называемую почти равнину в течение мезозойской эры, а затем возрождены в третичный период движениям другого типа, так называемыми дизъюнктивными, т. е. перемещениями длинных глыб по трещинам разломов относительно друг друга. Эти возрожденные горы являлись уже не складчатыми, как те, которые существовали здесь ранее, а складчато-глыбовыми. Старая складчатость, оставшаяся в глубине почти-равнины, сочеталась теперь с разломами, разбившими эту почти-равнину на глыбы. Разломы и перемещения глыб были особенно сильны на Алтае, на правом берегу р. Иртыша, а на левом постепенно слабели и к меридиану почтового тракта Семипалатинск — Сергиополь сошли почти на нет. Этим объясняется то, что не только Калбинский хребет, но и сам Алтай не имеют характерного рельефа молодых складчатых гор в виде нескольких параллельных горных цепей, отделенных друг от друга продольными долинами, а представляют сложный комплекс плато, коротких кряжей и горных групп, возникших при расчленении почти-равнины разломами и при перемещениях отдельных участков ее, в виде глыб земной коры разной величины и формы, относительно друг друга.
К этому выводу я окончательно пришел при изучении Алтая в 1914 г., куда специально поехал, чтобы проверить предположения о структуре, возникшие при исследованиях в Калбинском хребте. К тому же выводу, независимо от меня, пришел и финляндский ученый Гранэ, изучавший Алтай в те же годы. Постепенно, после многих возражений, вывод относительно Алтая стал общепринятым. Но в Калбинсчом хребте другие исследователи отрицали присутствие разломов, и старались объяснить его рельеф иным образом, не учитывая близости Алтая, где разломы так развиты, что трудно допустить, что они не распространялись и на левый берег Иртыша, постепенно слабея к западу, как я думаю.
Вообще вывод, что для строения земной коры дизъюнктивные дислокации, т. е. перемещения по трещинам разломов, имеют не меньшее значение, чем пликативные, т. е. складкообраэующие, к которому я пришел 50 лет тому назад при изучении Селенгинской Даурии, вопреки распространенному тогда мнению о господствующей роли складкообразования, находил все большее и большее подтверждение при исследованиях в других частях Сибири, привлек к установлению типа складчато-глыбовых гор в дополнение к четырем типам, принятым ранее, к представлению о возрождении гор на месте почти-равнин и, наконец, к убеждению, что для создания современного рельефа земной поверхности первенствующее значение имеют эти молодые движения, существенно дизъюнктивные, развивающиеся в третичный и в четвертичный периоды.
После этого отступления вернемся к нашему маршруту по р. Уланке. Постепенно долина ее суживалась, плоские горы подступали ближе, но имели те же сглаженные формы, среди которых справа от нас на севере резко выделялись острые конические вершины небольшого массива гранита:- это были горы Аиртау, иначе Монастыри, вероятно получившие это название из-за вершин, похожих на колокольни (фиг. 53). Небольшой перевал привел нас в верховья р. Канайки; здесь, по словам ямщика, справа и слева от дороги находились небольшие золотые рудники. В надежде, что я попаду в них своевременно в порядке экспертиз, я не заехал на них. Оказалось, что владельцы не собирались их продавать.
Фиг. 53. Горы Аиртау, или Монастыри, на северной окраине хребта Калбинского к юго-западу от г. Усть-Каменогорска. Вид с юга, с тракта в г. Кокпекты
В верховьях р. Канайки мы поднялись на перевал и круто опустились в широкую долину р. Кызыл-су, одной из главных в хребте и впадающей в Иртыш выше Шульбинского бора правого берега. Проехали мимо уединенного «волостного дома», где помещалось волостное правление, поднялись на горы Джуань-тюбе и спустились по их пологому склону и но долине р. Каинды к селу Георгиевскому в широкой долине р. Дженама. Это село было основано переселенцами из Украины, но, вероятно, не так давно; дома еще не были окружены деревьями и вообще зеленью, как в украинских селениях, которые я видел к югу от Тарбагатая — Урджар и Маканчи, упомянутых выше. Но украинский обиход сразу выдавал себя длинными пароконными телегами — можарами с высокими решетчатыми боками, которые видны были на улицах. Местность вокруг села давала простор для земледельца; широкая и ровная долина р. Дженама на юге сливалась с долиной р. Чар-гурбан, главной в Калбинском хребте. Окружающие горы были невысокие, с пологими склонами, безлесные. Географическая широта (между 49 и 50° с, ш.) была та же, как на Украине, но климат более резко континентальный, зима длиннее и холоднее со свирепыми пургами.
По ровной степи мы проехали от села дальше на юго-запад, перебрели легко неширокую р. Чар-гурбан и в версте за ней прибыли в рудничный небольшой поселок Ак-джал у подножия плоских степных холмов и горок. Всех экспертов поместили в нескольких комнатах отдельного маленького домика. Кроме знакомых мне по изучению Богомдарованного рудника горного инженера Журина и химика Лебедева, приехал еще горный инженер Тихонов. С утра все эксперты расходились по шахтам соседних рудников для их изучения, а вечером летнее время позволяло развлекаться на свежем воздухе игрой в городки на площадке возле нашего домика, отдыхая от подземного воздуха и писания заключений по дневной работе в комнате. Я также осматривал подземные и открытые выработки нескольких шахт и небольших разрезов, расположенных на соседних холмах недалеко друг от друга, так что можно было ходить к ним пешком. Мой помощник Павлов осматривал в то же время выходы коренных пород на поверхности и составлял геологическую карту окрестностей, а мой сын и Орлов, вооруженные кипрегелем, мензулой, рейкой и рулеткой для измерения горизонтальных и вертикальных расстояний, снимали топографическую карту окрестностей как основу для геологической, так как точной карты с рельефом у владельцев рудников не было. Я привез с собой только топографические карты масштаба 10 верст в дюйме, единственные имевшиеся в продаже из съемок Омского военного округа, с отмывкой рельефа, а не с горизонталями, и с большими ошибками. Мелкий масштаб этих карт, конечно, был недостаточен для нанесения на них рудных жил.
На отводах владельцев Конюхова и Часовникова золотоносных жил было довольно много — более двадцати, несколько из них работались и давали золото, другие разведывались шахтами и канавами, так что объектов для изучения было много. Шахты были еще неглубокие и подземные, выработки недлинные. Жилы имели различное простирание и падение, различную мощность (толщину) и, конечно, разное содержание золота. Нарушения жил в виде сбросов и всбросов встречались часто, а это требовало дополнительного измерения и изучения. В общем работа на этих отводах заняла у меня восемь дней, дневник с изложением всех наблюдений составил 70 страниц тетради, и число образчиков, взятых в выработках под землей и на поверхности, было около трехсот. Эти цифры дают понятие об интенсивности личной работы эксперта, кроме которой под его же наблюдением была составлена топографическая карта и собран материал для геологической карты.
Общее заключение экспертов об этой группе месторождений было следующее: рудные жилы многочисленны, но небольшого протяжения по простиранию и, вероятно, по падению (определенно на этот вопрос без глубокой разведки нельзя было ответить). Содержание золота не очень большое, но выгодное для работы, принимая во внимание число жил по соседству, небольшую глубину выработок и несильный при ток воды. Поэтому экспертиза рекомендовала Российскому золотопромышленному обществу покупку рудников, которая состоялась. Рудники работались ряд лет, но часть их уже выработана, что подтвердило предположение экспертизы о небольшой глубине месторождений.
Еще два дня мы провели в этом месте для: изучения нескольких жил на соседних отводах Мусина и Хотимского, также разведываемых. Это дало еще 15 страниц дневников и около 40 образчиков. После этого я с Павловым поехал на рудники Часовникова с другим компаньоном, расположенные в 25 верстах на юго-запад от Ак-джала вверх по долине речки Боко (Бюкуй) в горах Сары-джал. Здесь в открытом разрезе можно было видеть две жилы небольшой мощности и протяжения. В 5 верстах выше по той же речке в более высоких горах были осмотрены еще два рудника Хотимского; на одном я видел штольну, длиной около 55 м, по простиранию хорошей жилы; на другом, расположенном на склоне горы в 90 м над дном ущелья, в открытом разрезе видна была другая золотоносная жила на протяжении 300 м, разведанная еще маленькой штольной по падению на 16 м вглубь. Какие заключения дали другие эксперты об этих месторождения по р. Боко и какова их судьба, я не знаю. Изучение этой группы заняло еще день; пока я осматривал выработки, Павлов обследовал окрестности.