Мои волки. Любовь истинная и нет
Шрифт:
Миг — и я теряю Гора из вида: клыкастая махина растворяется в лесных сумерках. Солнце только начинает клониться к закату, но под густыми кронами темно, как ночью. Ветки деревьев сплетаются плотным пологом, не пропускающим свет.
Я бегу за Гором в этой зеленоватой темноте, бегу по его следу, ибо самого зверя не видно: он вырвался далеко вперед. Я безнадежно от него отстала и теперь ориентируюсь по запаху, тянущемуся за волком, по грохоту, который он поднимает во время своего движения, по сломанным веткам, отмечающим его путь. Дыхания
Ментальный крик Гора разносится по всему лесу, оглушительный, как трубный вой, — Эштер не может его не услышать, не может не принять вызов. Отказаться от поединка — опозориться на всю стаю. Для волка расписаться в собственной трусости страшнее смерти.
«Пожалуйста, любимый, остановись. Не делай этого!» — снова и снова я пытаюсь пробиться в сознание зверя, но моей магической силы не хватает. Сколько ее у дочери дзеты? Жалкие крохи. Три капли на донышке. Остается только нестись за Гором, надеясь успеть вовремя.
У меня нет плана, нет храбрости, нет силы, чтобы разнять атакующих друг друга волков. Ничего нет. Только отчаянная решимость: никто не умрет по моей вине — я не позволю.
Где-то впереди, в километре от меня, с грохотом ломается пополам тонкое дерево, затем сквозь лесную темень летит дикий вой. И сразу слышится ответный: Эштер спешит на поединок.
Устала. Как я устала! Безумная погоня за Гором выматывает до слез. Хочется рухнуть на землю и разрыдаться от собственной слабости. Я дышу, как загнанная лошадь, которую только и остается, что пристрелить. Не могу больше бежать, но надо. Надо!
Собирая волю в кулак, я ускоряюсь, огибаю кусты, перепрыгиваю через овраги. Но безбожно опаздываю. В какой-то момент раздается чудовищный треск. Птицы, прячущиеся в ветвях, испуганно взметаются в небо темной кричащей стаей. Волки встречаются. Сходятся в битве не на жизнь, а на смерть. Я слишком далеко, чтобы им помешать.
Рык, треск, лязг зубов, шорох сухих листьев под лапами. Запахи пота, мускуса, крови. Наконец, задыхаясь, я вываливаюсь на поляну, где дерутся взбешенные оборотни, и с ужасом вижу глубокие отметины от клыков на боку черного волка, рваную рану — на ноге серого, а внизу — красную влажную траву.
Соперники бросаются друг на друга, вставая на задние лапы и целясь зубами в горло.
Что делать? Как прекратить этот кошмар?
Я даже не осознаю, что снова перекидываюсь в человека и растерянно мечусь туда-сюда, абсолютно голая. Кажется, я кричу. Я совершенно точно что-то кричу, ибо мои связки напряжены до предела, а в горле болезненно скребет. Но за рычанием волков, за грохотом собственного сердца ничего не слышно.
Оборотни на меня не реагируют, даже не замечают, что, кроме них, на поляне кто-то есть. Контроль над звериной сущностью потерян. Человеческая личность растворяется в животных инстинктах, в желании победить, пролить кровь врага — это вечное стремление альфы быть первым.
Они не остановятся. Не остановятся, пока чей-то бездыханный труп не упадет на землю.
То, что я делаю, — жест отчаяния. Бросаться между двумя зубастыми тварями — самоубийство, но думать об этом нет времени. То, что меня с легкостью могут распустить на ленты, я понимаю слишком поздно: когда когтистая лапа уже летит мне в лицо. Удар предназначен Гору, но на траектории движения внезапно оказываюсь я, и Эштер не успевает остановиться. Все происходит чересчур быстро. Вспышка оглушающей боли. Голову резко мотает в сторону. Ноги подкашиваются. Плечо встречается с чем-то твердым, ноздри забивает запах земли, а еще — железа. По щеке бежит кровь и капает на ключицу.
— Элен! Элен!
В ушах звенит. Зовущие меня голоса с трудом пробиваются сквозь этот звон. Моя голова — медный колокол, в который ударили.
— Что ты натворил! О предки!
Перед глазами возникают голые мужские ноги, колени, руки, тянущиеся к моему лицу. В шоке я поднимаю ладонь и накрываю раненую щеку, чувствуя кожей теплую влагу.
— Элен!
Два силуэта склоняются надо мной в колодце сужающейся тьмы.
Глава 21
— Элен, ты меня слышишь? Элен? Что с ней? Она давно должна была очнуться. Кровотечение прекратилось.
Голос Эштера.
Я хочу отозваться, но чувствую себя слишком слабой — сил нет даже на то, чтобы открыть глаза. Поврежденная щека не болит. Сквозь тело волнами проходит тепло, по которому я узнаю магическое воздействие. Некоторые волки обладают навыками целителей, но Гор к их числу не принадлежит. Значит, мне помогает Эштер?
— Это ты виноват!
«Любимый…»
— Я так испугался. Почему она не приходит в сознание?
«Я здесь! Я вас слышу!»
— Если бы ты не…
«Хватит! Хватит ругаться!»
Я пытаюсь поднять руку, призвать обоих волков к молчанию, но мышцы не подчиняются. Я будто парю в невесомости, в непроглядном мраке.
Ребенок! Мой ребенок! Ох, с ним все в порядке. Я ощущаю его. При желании могу услышать биение маленького, еще несовершенного сердечка.
— Надо, чтобы она обратилась, — говорит Эштер, осторожно касаясь моей щеки в том месте, куда пришелся удар когтистой лапы. — В зверином обличье раны быстрее затянутся. Иначе могут остаться следы.
Что? Следы? Шрамы? Он имеет в виду шрамы?
Убаюкивающая тьма, в которой я до этого безмятежно плавала, начинает колыхаться, будто потревоженное море. Не хочу шрамов! Не желаю из красотки превращаться в уродину. Надо скорее вырваться из этой каменной неподвижности, стать волчицей.
— Главное, что ребенок не пострадал, — судя по движению воздуха над моим лицом, Гор отталкивает руку Эштера от царапин, оставленных волчьими когтями. Так или иначе, я больше не чувствую его прикосновений. — Шрамы — последнее, о чем надо беспокоиться.