Молчаливые боги. Мастер артефактов
Шрифт:
– Ты застал меня врасплох. И ранил меня дважды – в плечо и ногу. Я же ударила тебя ножом пять раз, три из которых прикончили бы тебя, не будь ты призраком из поганого Кеосова племени!
Она была права. Да, он не собирался убивать ее, к тому же девчонка тоже застала его врасплох, но – он ведь действительно был уверен, что она беспомощна! Непростительное легкомыслие, которое Ойру позволил себе лишь потому, что не чувствовал реальной угрозы!
После покорности всех предыдущих по-овечьему безропотных учениц откровенный бунт Маюн был сродни дуновению свежего ветра в разгар удушающего летнего зноя. Он дал ей лазейку – и девчонка не стала долго думать: тут же поймала его
С ней нужно держать ухо востро. Ведь, если начистоту, на этот раз Маюн его превзошла.
– Согласен, – произнес он наконец. – Тебе удалось меня удивить, а это уже кое-что.
Со сколькими он уже это проделывал? Ойру давно сбился со счета. Имена и лица стерлись из памяти, была только эта золотая маска, глядя на которую Ойру видел лишь одно лицо и вспоминал одно-единственное имя.
Ораки.
Так странно, что мысли о ней не будят больше никаких чувств. Ни боли, ни гнева; ни печали, ни сожаления; ни томления, ни любви. Это заслуга времени. Ему неподвластно «все раны до единой залечить», как любил утверждать в своих поэмах Нилантеска, но только время даровало ему долгожданное облегчение, которое он не мог найти ни в вине и женщинах, ни в чужой крови и самобичевании, ни даже в собственной смерти. Время являлось для него единственным лекарством, но даже это чудодейственное средство было несовершенно, в нем не хватало еще одного ингредиента, чтобы раз и навсегда утолить эту неизбывную тоску.
И Ойру стал одержимым. Он не мог вернуть Ораки, как и последовать за ней, зато в его силах было создать новую Ораки. Каждую из своих учениц он лепил по ее образу и подобию, стараясь, чтобы копия превзошла оригинал. А если терпел неудачу – если его творение оказывалось слишком убогим или переставало его радовать, – ломал его и принимался за новое. На его счету были сотни попыток, и с каждым разом ему становилось все легче, а его чувства притуплялись все больше. Как будто вместе с очередной ученицей умирала и часть его самого. Наконец он омертвел настолько, что временами ему стоило неимоверных усилий преодолевать собственную меланхолию и следовать приказу своего хозяина.
Найди сосуд. Принеси его мне. Он должен быть живым.
Задания проще и представить нельзя, и все же Ойру его провалил. Никогда еще ассасину не приходилось являться перед Первым вампиром с повинной головой, и теперь он понятия не имел, как объяснить Дортафоле причину своего провала. А потому решил, что, пока сам Дортафола не посчитает иначе, его миссия не закончена: он доставит Айнневога в Фала-Туир, а обещание помочь Маюн – да гори оно огнем.
Только самой Маюн знать об этом необязательно. Ему нужны союзники. Кто-то посерьезнее и понадежнее, чем спятившая лесная ведьма или ее тупые уродливые прислужники. Да, у него есть эйдолоны – демоны-тени, умоляющие выпустить их в этот мир, – но сейчас толку от них мало. Поймать зверя, на которого он охотится, можно лишь с помощью воина, который может сражаться при свете дня не менее мастерски, чем Ойру – во мраке теней. Ему нужна вторая Ораки, чтобы держать собственных демонов на привязи.
Итак, впервые за десятки лет Ойру по-настоящему нуждался в ученице – в существе, опасном для всего живого, но не представляющем угрозы для него самого.
– Ты не готова, – повторил ассасин, оглядывая девушку, – но я тебя подготовлю. Я завершу то, что начали твои знающие. Считай это новым курсом обучения.
Он умолк, давая ей возможность возразить. Естественно, ждать пришлось недолго.
– Плевала я на твое обучение! Я хочу от тебя лишь одного: чтобы ты помог мне отомстить Анневу!
– Я не знаю, где он.
– Но ты сам сказал, что…
– …что научу тебя, как его найти.
– И прикончить, – добавила Маюн, не сводя со своего учителя колючего взгляда.
Ойру выдержал паузу – пусть расценит его молчание как знак согласия – и продолжил:
– Ты еще многому должна научиться. Тебе предстоит узнать о боли, выживании… о предательстве.
Маюн не шелохнулась.
Хорошо.
– Кое-что ты уже знаешь. Теперь я хочу проверить, как велика твоя связь с магией.
Маюн раздраженно засопела.
– У меня нет никакой связи с магией. В отличие от тебя я не проклята.
– Ты так думаешь? Посмотри на себя. Твое тело с ног до головы покрыто шрамами. Тебя предали и бросили на произвол судьбы. На твоем лице – магический артефакт.
Девушка замотала головой:
– Нет, я тебе не какое-то там кеокумово отродье!
Ойру приблизился к ученице. В глазах ассасина появился странный блеск.
– Ты так ничего и не поняла? Эта маска слилась с твоим лицом лишь потому, что в твоей крови течет магия. Единственное, что осталось выяснить, – какого рода.
Тут он кое-что вспомнил:
– В руке у твоего отца был обсидиановый жезл. С помощью артефакта он расплавил колодец и заточил меня под землей.
– Не смей говорить о моем отце.
– Почему? Тебе больно слышать о нем? Ты любишь мертвеца, который при жизни лгал тебе?
Фигура ассасина, казалось, выросла в размерах, заслонив собою солнечный свет.
– Твой отец использовал люминерранский артефакт – жезл пламени Кеоса. Где он его раздобыл?
– В Проклятом хранилище, где же еще? Там лежат артефакты со всего мира. Этот жезл мог найти кто угодно.
– Найти – возможно, но воспользоваться им кому угодно не под силу. Жезлы пламени Кеоса подчиняются лишь тому, в ком течет и терранская, и илюмитская кровь.
На несколько мгновений повисла тишина.
– Ты говоришь, что мой отец был жалким магом? – спросила Маюн. В голосе девушки, дрожащем от омерзения, появились угрожающие нотки. – Да как ты смеешь?
– Это не слишком большая редкость, – ответил Ойру. – Даже в таком захолустье. Терранцы испокон веков соблазняют даритских магов своими бездарями в попытках разбавить вашу кровь, ослабить или извратить ваш магический талант. Но в твоем случае вышло иначе, и причиной тому, надо полагать, – порция илюмитской крови. В Дароэе такое нечасто встретишь – разве что кто-то позарится на рабыню… или шлюху.
Его слова произвели желаемое действие: Маюн затрясло от гнева, она приподнялась и напряглась, словно приготовившись к прыжку.
– Тут же, по-видимому, женщина забеременела от илюмита и, опасаясь неминуемого позора, предпочла сохранить в тайне этот прискорбный факт. Возможно, это была твоя бабка: какой-нибудь бродячий наездник драконов овладел ею против ее воли, или аурамант играл с ее эмоциями до той поры, пока она наконец не…
Вскрикнув, как дикий зверь, Маюн бросилась вперед, оттолкнувшись от земли здоровой ногой. Она замахнулась кулаком, чтобы ударить ассасина в челюсть, но тот, ожидавший такой реакции, спокойно отступил в сторону. Однако тут же с удивлением обнаружил, что одна нога онемела, – это Маюн, извернувшись, вонзила пальцы другой руки ему под колено. Едва удержав равновесие, Ойру сделал пару нетвердых шагов назад. Он перенес обездвиженную ногу в царство теней, потом снова вернул ее в мир материи. Восстановление длилось всего несколько мгновений, но отняло слишком много сил.