Молчаливые боги. Мастер артефактов
Шрифт:
– Конечно, мне постоянно говорят, что я странно выгляжу.
– Да я о другом… погоди-ка. – Аннев прищурился. – Ты что, дразнишь меня?
Цзянь сцепил пальцы на груди и низко поклонился. Его белые, как мел, волосы, постриженные под горшок, колыхнулись на ветру.
– Ты мудр, мастер Айнневог.
Аннев невольно улыбнулся:
– Очень в этом сомневаюсь. – Он кашлянул, прочищая горло. – Итак, Цзянь, я верно понял, что ты не только провидец, но и немного некромант?
– Да. Среди моего народа
Но Аннев не был намерен слушать о Краснопале и попытался направить разговор в нужное ему русло.
– Это значит, что ты… можешь оживлять неодушевленные предметы? В этом суть некромантии?
– И да и нет.
– Хорошо. – Аннев решил зайти с другой стороны. – А мог бы ты… мог бы ты с помощью некромантии, скажем, снять с человека протез? Ну, знаешь, это такая штука, которая заменяет руку или ногу. Так вот. Ты можешь подчинить себе такую конечность, используя свою магию?
Цзянь, казалось, задумался.
– Какой странный вопрос.
Он поскреб подбородок, поросший белым пушком.
– Некромантия относится к магии ваятелей – древних терранцев, которые создавали големов из глины и камня, железа и земли. Йомады почти полностью утратили этот талант.
– Что значит «почти»?
– Мы сохранили лишь один навык – создание големов из плоти. Некроманты используют память тела. Они приказывают телу, что нужно вспомнить, и оно оживает. Срастаются кости, восстанавливается плоть – и мертвец начинает двигаться. Точнее, в движение приходит т’расанг.
– А мог бы некромант привести в движение чей-нибудь протез, воздействуя на кровь этого человека?
– Это уже относится к талантам владык крови. Им одним по силам управлять кровью в человеческом теле, и то лишь если к этому телу открыт канал.
Аннев вздохнул:
– Ясно.
– Полагаю, – продолжил Цзянь, – ты хотел спросить, способен ли я с помощью своей магии снять с твоей руки Длань Кеоса. Я прав?
Аннев оцепенел:
– Д-да.
– Хм. Могу я взглянуть?
Убедившись, что рядом никого, Аннев с неохотой снял перчатку и протянул левую руку Цзяню.
Длань Кеоса ослепительно вспыхнула на солнце – не просто рука, но страшное оружие, говорящее о невероятной мощи и беспредельной власти ее хозяина. На тыльной стороне пламенела дымящаяся наковальня, но внимание Аннева вдруг привлекли слова, выгравированные вокруг нее. Буквы были крошечные, – может, поэтому эти слова не притягивали его взгляд раньше? Надпись гласила: Aut inveniam viam aut faciam. Другую надпись, на ладони, не заметить было невозможно: MEMENTO SEMPER. NUMQUAM OBLIVISCI.
Цзянь застыл в благоговении, приоткрыв рот. Он несколько мгновений молча взирал на золотую руку, а потом, сглотнув, проговорил:
– Этот артефакт… он несет в себе кровь бога.
– Кровь Кеоса.
Цзянь вздрогнул.
– Эта рука не мертва. Внутри ее по-прежнему пульсирует кровь. Ты же и сам ощущаешь? Это стучит сердце богов. Тум-тум, тум-тум. Кровь сильна. Я чувствую ее.
Его руки потянулись к протезу, но замерли в дюйме от него. Цзянь отшатнулся и отчаянно замотал головой:
– Нет, мастер Айнневог, магия смерти тут не поможет. – Он медленно выдохнул. – Даже сама Смерть не поможет. Справиться с этой магией не по силам ни мне, ни моему богу. Снять эту руку сможет лишь сам Кеос – или же непревзойденный творец артефактов.
– Творец артефактов, – глухо повторил Аннев. – Такой, как… Урран?
– Именно. Мои же таланты здесь совершенно бесполезны. Мне очень жаль, Юный Феникс.
Расстроенный Аннев снова натянул перчатку.
– Ты хоть осознаешь, что постоянно даешь людям новые имена?
– О чем ты?
– Ты только что назвал меня Юным Фениксом, а Шраона недавно – мастером Ченгом. Сам-то ты это заметил?
– Я делаю так не нарочно. Прости, если обидел тебя.
– Я не обижаюсь. Как ты и сказал, имя – всего лишь очередная маска. – Юноша искоса взглянул на предвещателя. – Ты знаешь еще какие-нибудь из моих имен?
Цзянь внимательно посмотрел на него:
– Ты спрашиваешь меня о ритуале имянаречения, мастер Айнневог? К нему надлежит относиться со всей серьезностью. Наделение кого-то именем может иметь непоправимые последствия. Ты должен всегда об этом помнить.
Аннев, сбитый с толку его словами, нахмурился:
– Раньше меня уже называли по-другому. Кельга называла. Вот я и подумал: может, тебе Судьба скажет другое имя?
– Как правило, Судьба со всеми говорит одним голосом.
– Значит, не будет никаких пророчеств? – Аннев снова закутался в плащ, стараясь не выдать разочарования.
Цзянь улыбнулся:
– Мне казалось, ты не особо жалуешь пророчества.
– Не совсем. Просто я не люблю неясность. Ненавижу, когда не понимаю, что происходит, или когда меня заставляют плясать под чужую дудку. Я злюсь и готов что угодно натворить, лишь бы доказать, что они не правы.
– О, мне знакомы эти эмоции. Мы, провидцы, называем это «рискнуть настоящим ради будущего».
– Не понимаю.
– Ты жертвуешь чем-то в настоящем, надеясь изменить будущее, и в будущем либо срываешь большой куш, либо проигрываешь. – Йомад поцокал языком. – С пророчеством невозможно бороться. Его можно по-разному истолковать, но бороться с ним бесполезно. Будущее зиждется на настоящем, а настоящее произрастает из прошлого.
– Вот что меня бесит! Как будто судьбу нельзя изменить и все в твоей жизни предопределено!