Молчание посвященных. Эффект бумеранга (сборник)
Шрифт:
– Щенок не понимает, что он уже труп! – прорычал лысарь и неожиданно выбросил из широкой, как лопата, ладони тонкую стальную леску-удавку.
Сарматов успел пригнуться, но удавка захлестнула шею стоявшего за его плечами серба. Не успев что-либо понять, серб захрипел и вывалил изо рта фиолетовый язык. На помощь сербу бросился Фан, но лысарь ударом ноги в пах отбросил его. Юсуф направил на него пистолет, однако его остановил голос Сарматова:
– Отставить, ты плохой стрелок, док.
На несколько секунд Сарматов застыл перед лысым нацистом как истукан, потом с громким выдохом выбросил в его сторону правую руку. Раздался глухой треск. Ладонь Сарматова по запястье погрузилась в грудную клетку противника. Вскрикнув, тот выпустил из рук удавку и, ударившись затылком о камни, скорчился у колеса грузовика. Через его перебитые ребра хлестала кровь.
Сарматов повернулся к его подельникам и протянул им на ладони окровавленный, пульсирующий кусок человеческой плоти.
– Если он ваш друг, можете похоронить его сердце, – произнес он.
Те, как от прокаженного, попятились от него, а подскочивший Юсуф выбросил окровавленный комок в волны.
Тишину нарушил голос отдышавшегося серба.
– По заслугам и честь!.. – прохрипел он. – Забыли, костоломы, как в Чаде Лямпке привязывал к яйцам черномазых электроды и пускал ток? Забыли, как он в кайфе пел: «Дойчланд, дойчланд юбер аллес»? За такие милые шутки его и поперли из Иностранного легиона, – прокричал он Сарматову. – Нацист он недобитый, мать его!..
– Этот добитый, – бесстрастно констатировал Фан.
Он вырвал из руки одного из подельников Лямпке связку ключей и направился к грузовику с кхмерами.
Сарматов напряг память, чтобы вспомнить, что такое нацист, но память отказывалась подчиняться ему.
– Что это такое – нацист? – спросил он шепотом у серба.
– Почти то же, что и коммунист. Для тех и других кровь людская – водица. Похоже, для тебя тоже…
– Не понял, Ржавая Сука, – проигнорировав его слова, спросил Сарматов. – Те и другие кровь пьют, что ли?
– Лучше б уж пили, давно захлебнулись бы! – озлился почему-то серб.
– Ни хрена не понял…
– Те и другие просто обожают выстроить всех в колонны и, как баранов, под пулеметами гнать к счастью… А счастье в их представлении должно быть какое-то такое, как у карасей на сковородке. Хочешь – не хочешь, а подпрыгивай. Не хочешь подпрыгивать – скопом маршируй в преисподнюю…
Сарматов с удивлением посмотрел на серба, потом повернулся к подельникам Лямпке:
– Говорят, вы «дикие гуси»?.. Коли так, самое время выбрать другую стаю…
– Где ее, другую, найдешь в джунглях? – промямлил кто-то из них. – А жрать каждый день хочется.
– Откуда ты такой крутой на нас свалился? – спросил кто-то за его спиной. – Из ЦРУ или, может, из КГБ?..
– Вы тоже нацисты? – проигнорировал вопрос Сарматов.
– Легче на поворотах… Мы – солдаты удачи, сэр, такая у нас кликуха на всех континентах.
– Все мы тут дерьмо порядочное, но наци у нас был лишь один Лямпке, – выступил вперед высокорослый парень со светлой кожей, но с явными признаками африканской расы. – С нами у тебя проблем больше не будет. Рибейро Крус из Португалии, – отрекомендовался он и протянул руку для рукопожатия.
– Джон Карпентер, – ответил Сарматов.
– Здорово ты уделал капрала Лямпке, мистер Карпентер, – вслед за ним протянул руку белесый отечный мужик. – Кнут Торстенсен. Норвежский моряк. Вернее, горький пьяница, списанный с либерийского судна. Признаться, мистер Карпентер, мне тоже наш бизнес никогда не казался христианским делом… Короче, готов стать под твои знамена, сэр.
– Кларк из Австралии, – следующим протянул руку мужик с конопатой мордой и сонными рыбьими глазами. – Работал по мокрухе в Анголе, Конго и Мозамбике. Вожу все, что движется, летает и плавает. Стреляю из всего, что стрелять в принципе не должно. Если мой контракт остается в силе, то за мной дело не встанет.
– Господа, все контракты остаются в силе, – поспешил заверить их Юсуф. – Более того, я вдвое увеличиваю суммы, в них оговоренные.
«Дикие гуси» сразу повеселели.
– Гвидо, итальянец с Сицилии, – протянул Сарматову руку худой, заросший полуседой бородой человек. – Летал на мокруху в Анголу, Нигерию и Сомали и еще много куда… Я в основном по минному делу, сэр. Правда, теперь от меня толку мало. Подцепил в джунглях какую-то заразу и таю, как свеча церковная… Я еще хочу сказать, что кхмерам надо дать оружие, вон его полгрузовика, иначе их в джунглях арабы перережут, как поросят.
Но, к удивлению Сарматова, получившие еду кхмеры наотрез отказались возвращаться домой. Несчастные люди всерьез поверили в возможность высоких заработков в джунглях и во встречу со своими беременными женами, увезенными белыми людьми. Впрочем, брать в руки оружие они тоже отказались наотрез.
Внезапно со стороны моря ударил острый луч прожектора.
– Пограничный катер! – в панике заметался по причалу Юсуф. – По машинам! Сматываемся!
Португалец и австралиец бросились за баранки грузовиков, а сам Юсуф сел за руль джипа. С катера прозвучала неприцельная очередь из пулемета. Она высекла снопы искр из нависшей над причалом скалы и заставила колонну автомобилей быстрее тронуться в путь. Первым устремился в проход между скалами Юсуф на джипе. За ним автомобиль с кхмерами и громилами, в который на ходу запрыгнули серб и Сарматов. Замыкал колонну грузовик с продуктами и «дикими гусями».
С пограничного катера спустили резиновую лодку. Раскачиваясь на утренней свежей волне, она с трудом подобралась к причалу. Наткнувшись на окровавленные трупы, распластанные на камнях причала, невыспавшийся офицер-пограничник чертыхнулся:
– Чертовы контрабандисты опять разборку устроили! Этот – европеец… Чем же ему так грудь разворотило?..
– На мине, наверное, подорвался, – отозвался кто-то из матросов. – Их полно осталось в джунглях с войны. Вон и тому, тоже европейцу, взрывом ногу вывернуло…
– А горло ему зачем перерезали? – сонным голосом спросил офицер.
– Видно, чтобы не мучился, бедняга, – пожал плечами матрос.
– А тут еще труп! – крикнул другой матрос от края причала. – Похоже, араб…
– Столкните всех их в море, – приказал офицер. – Чтоб не возиться с объяснениями и запросами их посольств.
Матросы-пограничники подтащили трупы бородача и нациста Лямпке к краю пристани. Столкнув их в волны, бьющие в причал, они подошли к Махмуду. Внезапно тот издал громкий стон.