Молчание солдат
Шрифт:
Руслан Вахович никогда не бросает своих, попавших в беду. И Аббас, его признательный воспитанник, или сынок, как недобро говорят за спиной те, кто не слишком Аббаса любит, к этому же воспитателем приучен. Попавшим в беду надо помогать, их надо выручать даже не думая, что они потом тебя тоже выручат. Просто выручать – это закон мужчин. Кто бросит в беде собрата, тот недостоин помощи Аллаха. И пусть федералы рассказывают небылицы про волчьи законы моджахедов. Они так и зовут их «волками». А моджахеды в ответ зовут спецназовцев «волкодавами». Но это все не так важно. Пусть говорят, пусть рассказывают. Они и волков не понимают... Сам Руслан Вахович в ответ на глупые обвинения всегда отвечает старой притчей про то, как приходит волк к шалашу пастухов, видит, что пастухи едят шашлык из только что зарезанного ими барашка, и думает, какой шум подняли бы пастухи, если бы барашка зарезал он. А пастухи на волка смотрят, ругают, горящие головешки из костра бросают, но ружья не поднимают. Почему не поднимают? Потому что, убей они волка, не на кого им будет списать только что съеденного барашка и многих других, съеденных раньше, и тех, что будут съедены в будущем...
На заготовку шестов группе Аббаса выделили только трое суток. Это те необходимые трое суток, которые определены на сбор для всего отряда, идущего отдельными штатными джамаатами разными тропами к точке сбора. Вернее, гонимого разными тропами, потому что почти за каждым джамаатом увязались преследователи...
Через трое суток соберутся все, кто дойдет. Руслан Вахович предупреждал, что ждать не будут никого. Опоздавшим предстоит самостоятельно пробиваться к границе. Соберутся. А потом сразу в марш вверх по леднику. С шестами для страховки...
Анвар лучше других знает, как ходить с шестами и какие шесты следует заготовить. Сваны в Грузии всегда пользуются шестами вместо веревок. А Анвар несколько лет жил у деда по материнской линии, горного жителя. Учился у него. И потому Руслан послал его вместе с Аббасом. Кроме того, Анвар – лучший, самый умный и умелый разведчик в отряде Имамова. И опытный, несмотря на молодость.
Но на выходе в ущелье стоят «волкодавы». Аббас, посоветовавшись с Анваром, повел группу на другую тропу, более крутую и опасную. И теперь они ждут, высматривая, – нет ли здесь засады.
Движения на тропах нет, хотя нет и гарантии, что тропы чистые. «Волкодавы» умеют прятаться так, что их не заметишь даже вблизи, пока они сами не пожелают себя показать смертельной автоматной очередью. Но тогда, как правило, бывает уже поздно сожалеть...
– Рискнем? – спрашивает Аббас.
– Рано еще, – возражает Николай. – Заметить могут...
– А потом может быть поздно, – за Аббаса отвечает Анвар. – С грузом вверх тащиться... Не для себя одного нести, не по паре палок! Плечи придавит так, что согнешься. А если снегопад хоть краешком зацепит, совсем плохо будет. Тропы придется искать под сугробами. Нельзя ждать...
– Идем! – решает Аббас и поднимается первым.
Он даже мокрый снег с колен стряхивает, чего другие не делают. Не потому, что костюм может промокнуть и это его волнует, а потому, что к тщательности и аккуратности приучен с детства. И любит, чтобы во всем и всегда был порядок. Наверное, к порядку его в детском доме приучали не больше, чем других мальчишек, аккуратными не ставших, просто он по характеру такой – точный, дотошный, старается, чтобы все было разложено по местам и в критический момент можно было найти что-то без потери времени на вспоминание и поиски. И еще он дневник ведет. Это тоже черта характера. И в дневнике все расписывает по дням и по часам. Что делал, что вокруг произошло... Много тетрадей исписал, и он никому их не доверяет.
Этот дневник очень выпрашивал у него голландский корреспондент Клаас Раундайк, что провел лето в отряде и, говорят, даже сейчас идет с каким-то из джамаатов на место общего сбора. Готовит материалы для своего журнала. Раундайк даже предлагал большие деньги. Гораздо большие, чем террористам платят за удавшиеся теракты... Но Аббас не отдал, хотя в деньгах, как всякий живой человек, не получивший большого наследства, потребность имеет всегда. Он не для кого-то это пишет. Только для себя. Хотя и позволил почитать и даже сфотографировать целые страницы. Тогда же журналист хотел посмотреть и другие тетради, более старые, но более старые пока спрятаны в надежном месте, и Аббас не скоро сможет взять их в руки, чтобы вспомнить, что и когда было с ним и с отрядом.
2
Дверь открывается с основательным скрипом.
Что уж только с этой дверью не делали! И петли по два раза в день смазывали, и косяки, и даже само дверное полотно с торцов подстругивали – результат прежний, скрипит, как заколдованная, раздражает начальство, и все тут...
Отдельная мобильная офицерская группа полковника Согрина прибывает в штаб группировки в полном своем малочисленном составе. Прибывает по срочному вызову, снятая вертолетом с поисковых мероприятий, что проводили спецназовцы в горах на границе с Ингушетией. А там места неспокойные, и разведывать есть что... Но спецназовцы не успевают даже добытые данные передать в оперативный отдел – их сразу по прибытии вызывают «на ковер». Единственное, сообщают, что для проведения срочной и вообще умопомрачительно секретной операции понадобились самые опытные спецы. А уж опытнее тех, кто начинал воевать лейтенантами в далеком Вьетнаме, сейчас во всей армии не сыскать...
Умопомрачительно секретная операция – это всегда не подарок. Опыт давно научил ориентироваться: чем больше тайны вокруг какого-то дела, тем больше людей про это дело знает. И потому работать бывает, как правило, гораздо труднее.
– Что там за чудики пожаловали? – вдохновенно почесывая свой многократно сломанный нос, спрашивает подполковник Сохно у дежурного по штабу. Сохно только что получил по дополнительной звездочке на каждый погон, и ему еще нравится показывать эти погоны знакомым.
Штабной подполковник недовольно морщится, и никому из пришедших не составляет труда прочитать его гримасу – выражение характерное, активно отражающее отношение честного армейца к разным «темнилам».
– Два московских генерала. Из тех, что всегда в штатском ходят. Сам знаешь таких. Лощеные и со льдом в мутных глазах. Как пауки смотрят... Бр-р-р... Терпеть этих персон не могу... И два депутата думы с полууголовными харями.
– Депутаты с полууголовными харями желают поставить нам боевую задачу? – чеканя слова, поднимает при этом брови в вопросе еще один новоиспеченный подполковник – Афанасьев, по прозвищу Кордебалет. Вообще-то у Кордебалета брови почти всегда подняты, за исключением случаев, когда он хмурится. Это привычка большинства бывших боксеров – поднятые брови и взгляд слегка исподлобья. А Кордебалет боксом занимался долго, стал мастером спорта еще в молодом возрасте и подавал определенные надежды даже тренерам сборной СССР. Наверное, он занимался бы и еще, если бы не помешала ему служба в спецназе, заменившая бои на ринге боями реальными, в которых кулаки тоже порой на что-то годятся...
– Я думаю, задачу вам все же будут ставить генералы, – дежурный морщится еще раз, он не расположен к шуткам, и его настроение не самое радужное. Дежурные всегда не любят, когда в штаб наведываются московские чины, потому что каждый такой визит не просто подразумевает суетливую инспекционную проверку, но и несет для самого дежурного дополнительные никому не нужные хлопоты. И без того дежурство здесь – это совсем не дежурство где-нибудь в гарнизоне под Москвой. Здесь минуту вздремнуть не сможешь, потому что сообщения поступают в день десятками, каждое сообщение следует докладывать начальству, а начальство, приняв решение, гоняет дежурного по отделам со своими распоряжениями.