Молчание ягнят (др. перевод)
Шрифт:
Интересно, что знает о них Крофорд.
На задних дверях полицейского фургона не было ручек изнутри; Старлинг обнаружила это, когда Крофорд вместе с водителем вышел из машины и направился к заднему крыльцу похоронного бюро. Пришлось барабанить по стеклу, пока один из помощников шерифа не обратил на нее внимания. Покрасневший водитель вернулся и выпустил ее.
Полицейские поглядывали искоса, пока она шла к крыльцу, где стоял Крофорд. Один из них сказал: «Здрасьте, мэм». Она кивнула всем и улыбнулась несколько тускловато, не на полную мощность, надеясь, что правильно рассчитала количество ватт.
Она почти уже дошла
— Она вовсе не такая уж красотка, а задается на всю катушку.
— Ну, знаешь, если она думает, что выглядит на все сто, я, черт возьми, готов с ней согласиться, — ответил ему второй. — Глазки, носик — все на месте, ну прям противогаз «Марк-5».
— Да нет, мне больше по вкусу хороший арбуз, если из холодильничка, — высказался пожилой, обращаясь в основном к самому себе.
Крофорд уже разговаривал с заместителем шерифа, подтянутым, небольшого роста человеком; он носил очки в стальной оправе и башмаки без шнуровки с резинками по бокам — такие в каталогах зовутся «Ромео».
Они прошли в тускло освещенный коридор похоронного бюро, где тихонько жужжал автомат с кока-колой и вдоль стен стояли случайные и абсолютно неуместные предметы: ножная швейная машина, трехколесный велосипед, рулон искусственной травы и полосатый парусиновый тент, навернутый на шесты. На стене висел не менее абсурдный рисунок сепией: святая Цецилия, опустившая руки на клавиши. [31] Ее волосы, заплетенные в косу, венком обвивали голову, а на клавиши — неизвестно откуда, просто из воздуха — сыпались розы.
31
Святая Цецилия (ок. II в, Рим) — раннехристианская святая. Нелепость рисунка в том, что в ту эпоху не существовало клавишных инструментов.
— Спасибо, шериф, что так оперативно поставили нас в известность, — сказал Крофорд.
Заместитель шерифа на эту удочку не попался.
— Это не мы. Вам звонил кто-то из районной прокуратуры, — сказал он. — Я знаю, что шериф не звонил вам: шериф Перкинс сейчас находится в туристической поездке на Гавайях, вместе с их супругой. Я сегодня беседовал с ним по телефону, в восемь часов утра — это три часа ночи по гавайскому времени. Он обещал связаться со мной позже, но успел сказать, что задача номер один — выяснить, из наших ли мест эта девушка. Бывает, знаете ли, что чужаки подкидывают нам своих. Мы этим займемся прежде всего остального. У нас уже было так — таскали труп за трупом, а они все аж из Феникс-сити, из Алабамы.
— Тут мы вполне способны вам помочь, шериф. Если…
— Я связался по телефону с начальником оперативной службы Управления дорожной полиции штата в Чарльстоне. Он обещал прислать несколько человек из Отдела расследования преступлений — сокращенно ОРП. Больше никакой поддержки нам не надо.
Коридор постепенно заполнялся полицейскими, аудитория у заместителя шерифа оказалась весьма обширной. Он продолжал:
— А вами мы займемся, как только сможем, и окажем всёвозможное содействие, всёнепременно поработаем вместе, но в данный момент…
— Шериф, это преступление на сексуальной почве имеет ряд аспектов, о которых мне хотелось бы поговорить с вами наедине, как мужчина с мужчиной, вы меня понимаете? — сказал Крофорд, легким кивком головы указав на Старлинг.
Он потеснил малорослого коллегу, буквально втолкнув его в захламленный кабинет на противоположной стороне небольшого холла. Старлинг осталась одна перед гогочущими полицейскими, изо всех сил стараясь скрыть обиду. Сжав зубы, она рассматривала святую Цецилию и, пытаясь улыбаться в ответ на ее неземную улыбку, подслушивала происходящий за дверью разговор. Он шел на повышенных тонах, затем она уловила обрывки телефонного разговора. В коридор они вышли очень скоро, и пяти минут не прошло. Выражение лица у заместителя шерифа было довольно кислое.
— Оскар, — сказал он, — пойди в зал, вызови доктора Эйкина оттуда. Он вроде должен присутствовать на таких церемониях, но они вроде еще не начали. Скажи ему, Клакстон на линии.
Доктор Эйкин, коронер, явился в крохотный кабинет и взял трубку. Он разговаривал с патологоанатомом из Клакстона, поставив ногу на стул и постукивая по передним зубам ручкой бумажного веера. В результате этой весьма краткой беседы он был полностью готов к сотрудничеству.
Вот так, в бальзамировочной, с обоями в розах, огромных, словно кочаны капусты, и лепным потолком, в белом каркасном доме — а такие дома она помнила с детства и понимала — Клэрис Старлинг воочию увидела первое прямое свидетельство того, что делал Буффало Билл.
Единственным современным предметом в этой комнате был ярко-зеленый пластиковый мешок с плотно задернутой молнией, в котором доставили труп. Он лежал на старомодном бальзамировочном столе с фаянсовым верхом; стеклянные дверцы шкафов, хранящих троакары и бесчисленные упаковки с составом для промывания брюшной полости, многократно отражали белый фаянс стола.
Крофорд принес из машины аппарат для передачи отпечатков, пока Старлинг раскладывала свое оборудование на сушилке у огромной двойной раковины в углу.
В комнату набилось слишком много народу: заместитель шерифа, несколько помощников шерифа — все вошли вместе с ними и не собирались уходить. Это было неправильно.
Почему Крофорд не выгнал их всех отсюда?
Обои в комнате затрепетали и надулись от сквозняка: доктор включил огромную старую, насквозь пропылившуюся вытяжку.
Клэрис Старлинг, стоя у раковины, почувствовала, что сейчас ей понадобится гораздо больше мужества, чем парашютисту, ожидающему команды прыгать. Ей сейчас нужен был пример из прошлого, воспоминание, которое помогло бы ей собрать всю свою волю. И такой образ возник в памяти, помогая ей и одновременно пронзая болью все ее существо.
Мать стоит у раковины, смывая кровь со шляпы отца, холодная вода из крана льется на шляпу; мать говорит: «Все обойдется, Клэрис. Пойди скажи сестре и братьям, пусть моют руки и садятся за стол. Нам нужно поговорить. Потом приготовим ужин».
Старлинг сняла шарф и повязала его вокруг головы, как это делают повитухи в горных селениях. Достала из чемоданчика пару хирургических перчаток. Когда она впервые за то время, что пробыла в Поттере, раскрыла рот, голос ее прозвучал так, что заставил Крофорда подойти к двери и прислушаться.