Молчание золота
Шрифт:
— Да, неприятности, Эмир. Явился тут к тебе один человек… русский.
— Русский?
— Да.
— Откуда он взялся?
— Он сам толком не понимает, Эмир. От него несет за километр водкой, Эмир. По-моему, он до сих пор пьян, как собака.
— С утра?
— Так русский же… — отозвался Керим, и в его голосе проскользнула презрительная нотка.
— Так-так. И что?
Керим перешел на родной язык:
— Он позвонил по нашему условленному телефону и попросил встречи с тобой. Сказал, что очень срочно. Я не был уверен, что у него не белая горячка, и потому перепроверил кое-что из сообщенного им. Самое печальное, что, кажется, русский этот говорит правду. В принципе я пару раз видел этого русского, он терся с Радоевым…
— Да, у Рашида в окружении много русских, — сказал Эмир,
Эмир передернул плечами и сказал:
— Ну ладно, зови его сюда. Посмотрим, что он там нам принес…
Керим ушел и через минуту вернулся в сопровождении Андрея Перепелкина.
Эмир остановил взгляд небольших темных, острых глаз на высокой, с широким разворотом плеч, фигуре визитера. Андрюха помялся на месте, оглядывая большую, богато обставленную комнату, покосился на холодное оружие, развешанное на ковре по правую руку от Эмира — сабли, охотничьи кинжалы, кортики… Словом, Эмир, подобно своему старшему компаньону и товарищу Арбену Густери, был коллекционером, только, в отличие от того же Густери, у него не было и намека на хороший вкус. Впрочем, и у Андрюхи Перепелкина никакого вкуса не было и в помине, потому он чуть приоткрыл рот, пялясь на коллекцию холодного оружия, и пробормотал:
— А че? Здорово…
— Ну садись, рассказывай, с чем пришел, — сказал Эмир. — Ты из людей Рашида Радоева, так? Закусишь, а?
— Да мне бы лучше водки, — сказал Перепелкин.
Эмир позерски щелкнул пальцами, и тотчас же принесли водку. Судя по оперативности выполнения приказа, Керим угадал, что может попросить этот утренний посетитель.
Перепелкин выпил, крякнул и закусил кусочком засахаренного апельсина. Эмир терпеливо ждал, пока Перепелкин поправит здоровье, подорванное в застольных баталиях. Перепелкин наконец заговорил:
— Вы, это, наверно, могли меня видеть у Радоева. Да… это. Я хотел сообщить, что вчера вечером у Радоева была какая-то телка… кажется, проститутка… ее привели к нему…
— Личная жизнь Рашида меня совершенно не интересует, — ледяным тоном перебил его Эмир. — Говори по существу. Что ты хотел мне сообщить?..
— Ну вот я и говорю же… Сегодня ночью мы сидели у Рашида, выпивали… немного.
— Да уж вижу, — процедил сквозь зубы Эмир.
— А потом приехал Саттарбаев, старлей. Привез с собой какого-то типа, кажется из Прибалтики, и с ним были еще парни и одна блядь. Телка из отеля «Афрасиаб», ее там все знают, потому как все перли. Не помню, как зовут. Рашид, помню, сразу стал какой-то напряженный. Потом те парни напились, один стал произносить тост таким дурацким голосом… кажется, голосом Ельцина. Вот. Я сам был не шибко трезвый, поэтому не помню… Дальше не помню, что было, потому что я упал в какой-то сундук и там заснул… хорошо, что не задохнулся. А продрал я зенки оттого, что ужасно болит голова, и еще оттого, что кто-то надо мной бубнит. А я страшно не люблю, когда у меня над ухом, значит, бубнят. Вот. Я хотел все это высказать, да стукнулся башкой о крышку… я же, кажется, сказал, что заснул в сундуке. У Рашида в доме вообще много сундуков, в которых он разную рухлядь хранит. Ящиков там, это… коробок разных. А когда я стукнулся башкой, у меня в голове вроде что-то щелкнуло, и я стал прислушиваться, что же такое говорят. А говорили они вот что: что Радоева убили в собственном бассейне, а убил его Юнус, а еще всех, кто был в доме, взяли и отправили в какой-то изолятор гэбэшный, а руководил всем этим Джалилов, чекист из Ташкента. Радоев как-то раз про него упоминал, они в детстве корешились, что ли…
— Значит, Радоев убит? — резко спросил Эмир.
— Ну да… я так слышал.
Эмир поднял взгляд на Керима, и тот, отвечая на немой вопрос в глазах босса, отозвался:
— Я только знаю, что в доме Радоева поставлен пост, причем не ментовской, а в самом деле из госбезопасности. Джалилов тоже там вроде засветился, Андрей правду говорит. Насчет Радоева. Все его телефоны не отвечают, телефон Юнуса тоже, так что, похоже, он говорит правду Нужно будет узнавать, что там произошло, но, если гэбэшники взяли дело под себя… придется уж вам подключить свои каналы, Эмир.
— Поменьше болтай… каналы, — отозвался Эмир. — Н-да, невеселые вещи ты рассказываешь, Андрей. Так тебя, кажется, зовут? А знаешь, что в старину делали с теми, кто приносил плохие вести? Есть такая старая сказка. У одного падишаха была жена, он очень ее любил и, когда она заболела тяжело, неизлечимо, объявил: кто принесет ему весть о смерти жены, тому он велит распороть глотку и влить туда расплавленного свинца. И вот жена умерла. Нужно сообщить об этом падишаху, ведь без его ведома и приказа ее ни подготовить к погребению, ни похоронить — ничего нельзя. Только желающих уведомить его как-то не находилось. Кому охота глотать распоротой глоткой расплавленный свинец? Никому. И вызвался только один хитрый папенек, взял он дутар, пошел к падишаху и заиграл грустную мелодию. И падишах сразу понял, что его жена умерла, и крикнул: «Эй, стража, схватить этого мерзавца, распороть ему глотку и залить туда расплавленный свинец!» — «Эй, могущественный падишах, ты, видно, с горя потерял ум. Ведь дурные вести принес тебе не я, а дутар. Так пусть он и отвечает!..» И тогда растерянный падишах Велел залить расплавленный свинец в дутар. А вот вы, Андрей, не позаботились о таком дутаре. Явились сюда и сообщаете мне о том, что один из моих людей убит. То есть даже не убит наверняка, а — кажется, убит. Дескать, думай что хочешь, почтенный Эмир. И вот ведь незадача: очень не ко времени умер уважаемый Рашид. Очень!
— Да, умирают всегда не ко времени, — пробормотал Перепелкин. Это была первая относительно путная фраза во всех его невразумительных речениях.
Эмир, закрыв левый глаз, наблюдал за ним. Произнес медленно:
— Ну что ты заволновался, дорогой? Я не падишах, а Радоев не моя любимая жена, да и живем мы совсем в другое время. Не скрою, огорчил ты меня, расстроил. Сильно расстроил. Нужно тут немного уточнить. Кто были те люди, которые приехали в дом Радоева ночью?
— Я помню, что была девчонка из «Афрасиаба». Ее я хорошо помню. Остальные были мужики… на них я смотрел меньше.
— Да уж это я понял, — усмехнулся Рустамов. — Что за мужики? Ну припоминай. Как говорит ваша русская поговорка, взялся за Гуж — не говори, что не дюж.
— Да я честно не помню, Эмир. Там был Сатгарбаев, это я хорошо помню… Потом был какой-то толстый пугливый мужик, он позже куда-то делся… Других не помню. Да я и не смотрел. Они еще тост произносили… за здоровье Радоева. Смешно так произносили. Напились они тоже… знатно так напились. Да не помню я! — неожиданно возмутился он, глядя на собственное отражение в огромном, от пола до потолка, трюмо. — Я и сегодня утром не так чтобы очень все четко… Ждал часа два, пока они рассосутся по дому… то есть вообще свалят. Всех, кто был в доме из радоевскнх, — всех увезли к себе в изолятор. Саттарбаева увезли тоже, и майора из Ленинского РОВД, не помню его фамилию… всех! А Юнуса и Рашида Мансуровича, понятно, в морг. Я слышал, как об этом говорили.
— Постарайся припомнить, что еще говорили гэбэшники?
Перепелкин почесал в затылке:
— Гм… уф! Ага! Они говорили о какой-то экспертизе, вот! Ну да… химической экспертизе.
Эмир даже поднялся на своем месте, и его узкие ноздри расширились и задрожали, как у загнанной лошади:
— Как-кой экспертизе?
— Химической… я же сказал, — ответил Перепелкин, присматриваясь к таджику, который до того был так спокоен, а тут вдруг не сумел удержать себя, что называется, в берегах и так разволновался. — Хотели зачем-то пробу воды в бассейне брать. Радоева-то в бассейне нашли, и вода, говорят, была какого-то странного цвета. Красная, как кровь. А потом помутнела еще больше, стала почти коричневой.