Молчи, мое сердце
Шрифт:
— Да, черт возьми! Когда тебе понадобится прикрытие, братишка, ты только позови меня, доктора Фэнга.
— Доктор Фэнг? — переспросил Шон.
Гарретт хмыкнул и вопросительно взглянул на чернокожего.
— Все, довольно болтать! Сосредоточим наши усилия на Украине. — Коннор тронул Финеаса за плечо. — Нам пора.
— Постойте! — Шон поднял руку. — Если что-нибудь узнаете, дадите мне знать?
Коннор утвердительно кивнул:
— Да, конечно. И мы сделаем все, что в наших силах, чтобы спасти
В следующее мгновение вампиры исчезли.
— Они такие странные… — пробормотал Гарретт. — То есть хочу сказать… Похоже, что они и впрямь переживают.
«Вампиры, умеющие переживать? — с удивлением подумал Шон. — А может, Шанна права? И что станется с ее ребенком, которого она должна вот-вот родить? Что это будет за создание?»
Есть овсянку Эмма не стала — пропал аппетит. Поднявшись из-за стола, она обвела взглядом комнату, стараясь не смотреть на Ангуса.
— Наверное, я попробую найти камеры…
Одну Эмма сразу же заметила на дальней стене, но камера находилась слишком высоко, так что не дотянуться. Она пододвинула к стене стол.
— Эмма…
— Да, Ангус. — Она взглянула на него.
— Дорогая, пока ты в полной безопасности. Ведь я все еще не могу двигаться. К тому же я нашел флягу, которую ты мне оставила. Так что я сыт.
Пока — в безопасности. Но как долго сможет он оставаться джентльменом? Ведь очень может быть, что первобытные инстинкты все же возьмут верх. И тогда он набросится на нее… как те вампиры, что убили ее родителей. Но Ангуса она ни в чем не винила. Он ничего не мог с собой поделать. Он был тем, кем был.
— Думаю, что мы… как-нибудь с этим справимся. — Эмма посмотрела на камеру. — Но нам не нужны зрители. — Она вскарабкалась на стол и сунула руку между серебряными цепями. Вытащив камеру, сказала: — Бьюсь об заклад, что вампир, который ее устанавливал, обжегся об эти цепи.
— Скорее всего развешивали все это серебро и устанавливали камеры смертные, — пробормотал в ответ Ангус. — Мятежники, наверное, завладели соседней деревней и использовали смертных как источник питания и рабочей силы.
Повернувшись, Эмма окинула взглядом их сверкающую тюрьму.
— Все это, должно быть, обошлось в целое состояние, — пробормотала она, тихонько присвистнув.
— Тому, кто способен мгновенно перемещаться в пространстве, грабить очень легко, — отозвался Ангус.
— И ты знаешь, как это делается? — Эмма скосила на него глаза.
— Мои нелегитимные перемещения связаны со вполне легитимной работой, — с улыбкой ответил Ангус.
Эмма уселась на стол, затем соскользнула на пол.
— Неужели ты никогда не впадал в искушение совершить… какое-нибудь озорство?
— Если честно, то в последнее время я постоянно подвергаюсь искушению, — ответил он со вздохом.
Эмма покраснела и тут же сменила
— Я придумала, что делать с этой камерой. Для нее есть отличное место.
Скрывшись за ширмой, Эмма бросила камеру в ночной горшок. Затем принялась осматривать другие стены.
— Сколько тебе было лет, когда тебя обратили? — спросила она неожиданно.
— Тридцать три.
Взявшись за серебряную цепь, Эмма изо всех сил рванула ее на себя, но цепь не поддалась.
— Кажется, ты говорил, что был женат…
— Да, был. И попытался вернуться домой, после того как Роман трансформировал меня. Но жена не смогла меня принять. Она боялась того существа, которым я стал.
Эмма посмотрела на него с сочувствием.
— Мне очень жаль, Ангус…
— А ты? — спросил он. — Похоже, что и ты собираешься отвергнуть меня по этой же причине.
Лицо Эммы исказила гримаса, и она отвернулась. Наверное, ей следовало снова сменить тему.
Вторую камеру Эмма обнаружила над дверью.
— А у тебя была возможность видеть, как росли твои дети и внуки? — спросила она, подтаскивая к двери стул.
— Я наблюдал за своими потомками и старался охранять их, но не мог быть с ними в дневное время. — Он снова вздохнул. — Очень многих я потерял во время Куллоденской битвы. А те, которые выжили, сильно пострадали от последовавших репрессий. Некоторые из них впоследствии отправились в Америку, и я потерял их следы. И если честно… Знаешь, я не мог видеть, как они терзаются и страдают. Поэтому и не стал их разыскивать.
— Но сейчас у тебя есть Робби, верно?
— Да, конечно. Именно он унаследует мою компанию и замок, если я погибну.
— С тобой ничего не случится. Все будет хорошо. — Эмма взобралась на стул и сорвала со стены камеру. — Тебе повезло, что у тебя есть хоть кто-то из родственников.
— А у тебя, Эмма, никого не осталось?
— Несколько двоюродных братьев и сестер в Техасе, но я почти их не знаю. — Она спрыгнула со стула и направилась к ширме. — Мой отец работал в «Норт-Сипетролеум». — Эмма и вторую камеру отправила в горшок. — Он работал в Хьюстоне, когда встретился с мамой. Мы с братом там и родились, так что у нас у обоих было двойное гражданство.
Эмма вышла из-за ширмы и посмотрела на Ангуса вопросительно.
— Но ты наверняка разузнал обо мне все, когда изучал мое досье в МИ-6, не так ли?
Он улыбнулся:
— Да, верно. Я кое-что о тебе знаю, но мне нравится слушать, как ты рассказываешь. Долго вы прожили в Техасе?
Эмма принялась обследовать следующую стену.
— Мы вернулись в Англию, когда мне было семь лет, а моему брату — десять. Папе всегда нравилось работать за границей, и он иногда брал с собой маму. А мы с братом оставались в Шотландии с тетей Эффи.