Молчи!
Шрифт:
— Вы думаете, это слишком много?
Он покачал головой и подпер щеку кулаком, обдумывая вопрос.
— Я должен иметь полное представление о том, что творится у пациентов в голове, а детали, лечение — не моя прерогатива, — ответил он. — Знаю только, что это хорошая клиника. Здесь помогают многим женщинам — вот почему к нам идут пациенты.
— Насколько я знаю, у вас есть частная практика, — сказала Лейк. — Зачем вам еще и эти консультации?
— У сестры моей жены проблемы по части репродукции, и она только недавно призналась в этом. Мой бедный брат понятия не имел, как ей помочь. А мне было ясно, что консультации пойдут им на пользу.
— И чем кончилось дело?
— Она долго лечилась, но потом они сдались. Они до сих пор вместе, с тех пор прошло уже пятнадцать лет, но бездетность серьезно сказывается на их браке.
— А у вас есть дети?
— Дочь, ей девятнадцать. Она второкурсница в Бакнелле.
Лейк почувствовала, что выражение ее лица стало удивленным. Она бы дала Гарри сорок с небольшим, но если у него дочь в колледже, он должен быть старше.
Он улыбнулся, словно прочитав ее мысли:
— Когда она родилась, мне было всего двадцать два, я первый год учился в аспирантуре. Нет необходимости говорить, что это не самое подходящее время для брака. В конце концов мы с женой расстались. Но Эллисон прекрасна, и я ни о чем не жалею.
— Это удивительно, — сказала Лейк. «К чему все это приведет?» — гадала она.
— Я тоже хочу задать вам вопрос: были ли у вас особые причины работать в клинике?
В какой-то миг ей захотелось объяснить странную связь, которую она ощущает с пациентами. Гарри хорошо умел слушать, и было бы приятно поделиться с ним тем, чем она прежде никогда не делилась. Но она не осмелилась.
— Когда Стив упомянул о проекте, он показался мне интересным. У меня есть подруги, пытающиеся бороться с бесплодием, но мне в этом отношении повезло.
— У вас маленькие дети, верно?
— Девять и одиннадцать. Они сейчас в загородном лагере в Катскиллских горах — я была там, когда вы позвонили и спросили, можем ли мы встретиться.
Она надеялась, что упоминание о звонке подтолкнет Гарри. Он поерзал на стуле, и она увидела, что ее намек понят.
— Ну, я рад, что вы сразу согласились, у вас ведь так много работы.
— Почему вы захотели встретиться со мной?
— Если честно, просто хотел узнать, как у вас дела.
— Как у меня дела? — переспросила она, начиная заводиться.
— Может, я не прав, но я почувствовал, что убийство зацепило вас. И подумал, вдруг вы хотите поговорить о нем. Даже если такие события и не касаются нас непосредственно, сильное влияние тем не менее оказывают.
«Я была права», — с беспокойством подумала Лейк. Он заметил ее панику. Если она начнет отрицать это, он поймет: она лжет. Лейк лихорадочно искала выход.
— Убийство Китона очень расстроило меня, — ответила она, переведя дыхание. — Но меня беспокоит кое-что еще. Кажется, я слишком открыто проявляла эмоции.
— Хотите поговорить об этом? — спросил Гарри. Тем временем официантка принесла Лейк капуччино.
«Нет, не хочу», — пронеслась мысль. Но она не сумеет убедить его, если не будет хоть иногда признаваться в чем-то. Прежде чем заговорить, Лейк отпила кофе.
— Я находилась в процессе вполне мирного развода, а затем совершенно неожиданно мой муж потребовал полной опеки над детьми. И ситуация обернулась стрессом.
— Какой подонок! — Гарри с отвращением покачал головой, но потом улыбнулся. — Это мое профессиональное мнение, кстати говоря.
Лейк не могла не улыбнуться в ответ:
— Спасибо. Я привыкла скрывать чувства и говорить о нем в нейтральном тоне в присутствии детей. Приятно слышать, что кто-то считает его отвратительным.
— Мне жаль, что вам приходится проходить через такое. Дайте знать, если я могу чем-то помочь вам.
— Хорошо. Спасибо.
Гарри посмотрел на часы.
— Вы не проголодались? — спросил он. — Можем пообедать здесь, если хотите.
— Э… спасибо, но мне надо возвращаться к презентации. Может, как-нибудь в другой раз.
Гарри сказал, что все же останется и пообедает в этом кафе. Лейк допила капуччино и поставила чашку на стол. Гарри легко коснулся ее руки.
— Надеюсь, вам не больно, — сказал он. Затем убрал руку, и она поняла, что Гарри говорит о царапинах, которые нанес Смоуки, когда она пыталась достать его из-под кресла.
— О нет, — ответила Лейк. — Это просто царапины. Даже не помню, откуда они у меня. — Засуетившись, она взяла свою сумочку и поднялась, чтобы уйти.
— Удачи вам с презентацией, — пожелал Клайн. — Уверен, она будет великолепной.
Спеша домой, Лейк прокручивала в голове разговор с Гарри. Она надеялась, что ее рассказ о ситуации с опекой усыпил те подозрения, которые он мог иметь.
Открыв дверь квартиры, она опять подумала о том, что Гарри рассказал о Китоне и молодой пациентке — той самой, которой экстракорпоральное оплодотворение сделали восемь раз. Лейк впервые пришло в голову, что «препятствием» для Китона была проблема не с кем-то из персонала, а с клиникой вообще. Она остановилась в холле и закрыла глаза, стараясь точно вспомнить слова Китона, произнесенные тем вечером. Кажется, он говорил, будто клиника для него не лучшее место. Возможно, его что-то тревожило.
Но что? Лейк не медик, откуда ей знать, если что-то в клинике не так? Следовало подумать об этом. Неожиданно она вспомнила о репортере, упомянутом Хайден, — о парне, который чуть не довел Левина до апоплексического удара. Он написал статью о лечении бесплодия, и Левин не хотел, чтобы Лейк ее прочла. Может, там приводятся какие-то «неудобные» для клиники факты — или дан хотя бы намек на них. Лейк было страшно идти в клинику после всего этого, но она знала: необходимо прочитать статью. Единственный способ спастись самой и отвоевать право опеки над детьми — это понять, кто убил Китона, и как-то указать полиции, в каком направлении двигаться, а ее пусть оставят в покое.