Молись и кайся
Шрифт:
Авдеев сел в машину. Включил радио:
Над следовой полосой, сшибая шляпы с голов, летит шальная ворона.Встает похмельный Харон, трясет седой головой,22
Из песни автора-исполнителя О. Медведева.
Петр переключил канал, медленно отъехал от редакции, выбрался на проспект. Скрючившись в своем чернющем пальто, на остановке мерз Христофоридис.
– Брат ты мой! Как удачно! – расцеловал он Петра, оказавшись на переднем сиденье. Писатель чувствовал неуместность этого приветственного челомканья: оно казалось ему театральным. – Ты домой? В «Поп-корн» меня по пути не закинешь? Хочу девчонкам своим мультики какие-нибудь приличные купить.
Петр вынул мобильник, набрал номер. Подождал, сказал ласково: «Римма, у меня немножко изменились планы: подойди к “Поп-корну”». И объяснил другу:
– Девочке до зарплаты не хватает, хочу помочь.
В оформленной под ретро витрине «Поп-корна» пижонили лаком дубовых ящиков ламповые приемники, задирали хромированные носы довоенные микрофоны; овальным ночным озером с лунной дорожкой поблескивала вращающаяся на проигрывателе пластинка; маленький кинескопный телевизор с рогатой антенной глядел из угла инопланетным жуком.
Снующие у дверей люди не давали морозцу прихватить грязную жижу под ногами.
– Римма, это – мой старинный друг Эсхил, выдающийся русский актер и эпохальный режиссер! – наигранно отрекомендовал Христофоридиса Петр.
– Отомстил, отомстил, – польщенно забасил Христофоридис.
– А это, Эс, моя… э-э… приятельница Римма.
Молодая женщина улыбнулась, обозначила полупоклон головкой с безукоризненной стрижкой. Выражение ее лица говорило новому знакомому: я, конечно, вам понравилась, и при случае вы не отказались бы завести со мной роман, но сейчас в моей жизни существует только один мужчина – тот, что держит меня под локоток.
– Мы пошептаться, – бросил Петр, отводя «приятельницу» в сторону. Короткая приталенная шубка Риммы позволяла оценить ее совершенную фигуру. Авдеев передал красотке деньги, и она, коснувшись губами его щеки, убежала.
«Поп-корн» начинался с книжного отдела. Справа стояло сразу несколько изданий «Лолиты». На всех обложках – взрослый мужчина и юная девушка. Причем мужчины везде были невыразительными, зато уж девушку каждый художник изобразил по своему вкусу.
Петр оглядел стеллажи с современной прозой, снял с полки том в твердом синем переплете, тихо сказал Христофоридису:
Конец ознакомительного фрагмента.