Молитва отверженного
Шрифт:
Шон посмотрел на колбу и вздрогнул.
— Не-ет, — протянул он, отстраняясь.
Вместо русалки в колбе плавала его мать, которую они со старшим братом утопили в ванне тридцать восемь лет назад. Раздутое тело медленно колыхалось у самого дна колбы. Волосы почти полностью слезли с черепа, одежда истлела. От разлагающейся плоти тянулась зеленая муть, окрашивающая стекло колбы в грязно-болотный цвет.
«Не ходи никуда, милый. Тебя убьют».
Шон обхватил всклокоченную голову руками и завыл.
В колбе что-то булькнуло,
Шон кинулся к окну, распахнул створки, вдохнул вечерний воздух. Где-то монотонно поскрипывал сверчок. Разгоряченное лицо медленно охлаждал ветер.
Он с трудом справился с отчаянными позывами рвоты, закрыл окно, отдышался, после чего с опаской перевел взгляд на колбу.
Там опять был палец.
Собственно, он находился в колбе всегда. С тех самых пор, как Мурзилка проиграл его на спор. Потом он чуть ли не на коленях молился перед ним накануне каждой сказки.
Только вот теперь палец сгибался и разгибался. Он словно грозил Шону. Это уже не было галлюцинациями.
Сказочник с видом прилежного ученика уселся на диван и не сводил с колбы пронизывающего взгляда.
Прошло минут пять, и палец постепенно затих, опустился на дно.
Умолк и парень за стеной.
Шон задремал.
Через час его разбудил Мурзилка. Все лицо, руки и голый торс сказочника были красными, словно он вылил на себя таз с клубничным вареньем. Только пахло от приятеля Шона не этим лакомством, а железом.
— Он не продержался даже до пупка, — равнодушным тоном известил он напарника.
Шон кивнул. Жаль, что он сам так и не добрался до игрушки. Но ради лучшего друга Шон был готов пожертвовать чем угодно.
— Я в душ. На сборы десять минут, — отрывисто проговорил сказочник. — Мы уже опаздываем. — Он бросил взгляд на колбу, потом поднял глаза на Шона и осведомился: — Все нормально?
Шон выдавил из себя улыбку:
— Все просто супер.
«Не ходи туда, милый!»
— Я тебе верю. — Мурзилка чуть помолчал и прибавил без тени улыбки: — И завязывай с наркотой. Еще раз такой «валокордин» подсунешь — размажу!
— Конечно, — торопливо сказал Шон и подобострастно склонил седую голову.
Громадная рука Мурзилки сграбастала колбу с пальцем.
— Собирайся!
Леонид поймал себя на мысли о том, что чуть ли не ежеминутно смотрел на часы.
«Последняя ночь, мать ее!.. Да. Скоро этому придет конец. Я забуду эту проклятую Москву как страшный сон. Десять вечера. Черт, еще целая ночь впереди. Рано утром придет хозяин жилища, которому я отдам ключи, и — пулей на вокзал».
Он нервно прохаживался по «убитой» малогабаритке. Кухня, комната, прихожая. Прихожая, комната, кухня. И опять по кругу до полного одурения.
Спать ему не хотелось. Он уже пробовал прилечь и знал, что вряд ли заснет. С того времени как убийцы расправились с Женей Рекутой, он едва сомкнул
Сон не шел. Как только его веки опускались, Леониду начинал мерещиться всякий бред. Например, в последний раз ему привиделось, что сказочники волокли его в свой домик, стоявший на отшибе какого-то поселка. Они хотели исполнить свою угрозу, нанизать Леонида на вертел, потом зажарить и съесть. Рядом с очагом торчал кол, на который была насажена голова Жени Рекуты.
«Я был осторожным, дружище. Но они опередили меня», — говорил тот, хлопая глазами.
А еще Леонид постоянно вспоминал несчастного кролика на фото, подброшенном ему.
«Они просто пугают меня. Да, не исключено. Фразу, написанную на фотографии, можно расценивать как угодно. Мол, не шали, и останешься жив. Или так: «Не шали. Все равно это бесполезно, и мы тебя пришьем».
У Леонида в любом случае не было никакого желания уточнять, что именно имели в виду эти два психопата. Может, это было предупреждение. Или же нет.
В юности Леонид читал книгу Джона Апдайка «Кролик, беги». Речь шла о каком-то баскетболисте, который все никак не мог решить свои семейные проблемы. Сейчас почему-то название романа известного американского писателя вспыхивало в его голове словно маяк.
«Беги как можно быстрее, Кролик!»
Он заскрипел зубами, проклиная это идиотское прозвище. После того кошмара, когда два негодяя поймали их с Татьяной и затащили в маленький сарайчик, оно волочилось за ним неотступной тенью, как банка, привязанная к хвосту бездомной собаки.
Он достал из кобуры травматический пистолет. Из-под мышки потянуло застарелым запахом пота. Леонид уныло усмехнулся. Еще несколько месяцев назад у него много чего было. Красивые женщины, ужины в фешенебельных ресторанах, регулярный отдых в Европе…
Все это накрылось медным тазом. Теперь он никто. Трясущийся от страха, погрязший в долгах банкрот, который сидит на полу пыльной развалюхи на окраине города в вонючем пиджаке и молится, чтобы ночь прошла как можно быстрее. Все его богатство — мятая пятисотенная купюра, лежащая в нагрудном кармане рубашки. Хватит ли этого на дорогу до вокзала и постель в поезде?..
Он прилег на кровать, но уснуть так и не смог, повалялся, встал, вышел на балкон. Воздух был душным и спертым, словно предупреждал о намечавшемся дожде.
Леонид вернулся в комнату, положил пистолет на стол, достал мобильник и повертел его в руке.
— Может, вызвать такси? — вслух произнес он. — Переночевать можно и на вокзале.
Леониду не понравился свой голос, робкий и неуверенный. Он дрожал как струна, которая вот-вот была готова лопнуть от напряжения.
— У меня все получится, — чуть громче сказал он в пустоту.