Молния
Шрифт:
– Собственный отец?
– Не все дети в приюте сироты, – ответила Тельма. – Некоторые здесь потому, что их родители совершили преступление и сидят в тюрьме. А других родные били или… подвергали насилию.
Лоре почудилось, что освежающий августовский ветерок, проникавший в окна, превратился в ледяной порыв поздней осени, преодолевший неведомым образом расстояние в несколько месяцев.
Лора спросила:
– Но Тамми, наверное, это не нравится?
– Думаю, что нет, – сказала Рут. – Но ее…
– Ее принуждают, – закончила Тельма. – Она не может выбраться. Она запуталась.
Они смолкли, занятые ужасными мыслями,
– Как это страшно… и печально. А мы не могли бы помочь? Сказать о Шинере миссис Боумен или еще кому-нибудь из воспитателей?
– Это не поможет, – ответила Тельма. – Угорь станет все отрицать, и Тамми тоже, к тому же у нас нет доказательств.
– Но, если Тамми не одна тут такая, кто-то другой…
Рут покачала головой.
– Большинство теперь в приемных семьях, некоторых усыновили или они вернулись к родным. Двое-трое остались, но они или как Тамми, или до смерти запуганы Угрем, боятся даже рот открыть.
– И кроме того, – сказала Тельма, – взрослые не желают этим заниматься. О приюте может пойти дурная слава. Им неудобно, что все это происходит у них под носом. Да и кто поверит детям? – Тельма столь точно передразнила миссис Боумен и ее лживые нотки, что Лора тотчас ее узнала. – Моя дорогая, они ужасны, эти лживые маленькие создания. Шумные, непослушные, надоедливые животные, они способны из озорства запятнать доброе имя мистера Шинера. Вот если бы их можно было держать в бессознательном состоянии, без движения, с помощью лекарств, да еще кормить с помощью внутривенных вливаний, то наша система функционировала бы более эффективно. Да и для них это было бы лучше, дорогая.
– Угря оправдают, – сказала Рут, – он вернется на работу и уж найдет способ нам отомстить. Так уже случилось с другим извращенцем, который здесь работал. Мы его звали Хорек Фогель. Бедный Денни Дженкинс…
– Денни донес на Хорька Фогеля, сказал Боумен, что Хорек приставал к нему и еще двум мальчикам, и Фогеля отстранили от работы. Но два других мальчика не поддержали Денни. Они боялись Хорька… и еще они страдали этой болезненной тягой к нему. Когда Боумен и другие воспитатели допрашивали Денни…
– Они засыпали его каверзными вопросами, чтобы сбить с толку, – сердито перебила Рут. – Он запутался, сам себе противоречил, и они объявили, что он все это придумал.
– И Фогель вернулся на работу, – сказала Тельма.
– Он сначала выждал, а потом стал издеваться над Денни, – сказала Рут. – Он его жестоко мучил, и в один прекрасный день… Денни сорвался, закричал и не мог остановиться. Доктор сделал ему укол, и его забрали. Они сказали, что он «эмоционально неустойчивый». – Рут готова была расплакаться. – Мы его никогда больше не видели.
Тельма положила руку на плечо сестры. Лоре она сказала:
– Рут любила Денни. Он был хороший мальчик. Худенький, застенчивый, скромный, куда уж ему было бороться. Вот почему надо твердо держаться с Угрем. Нельзя показывать, что ты его боишься. А если начнет приставать, кричи что есть мочи. А главное, бей его между ног.
Тамми вернулась из умывальной. Не взглянув в их сторону, она сбросила тапочки и забралась под одеяло. И хотя мысль о том, что Тамми поддается Шинеру, вызывала у Лоры омерзение, она скорее сочувственно, чем с отвращением смотрела на девочку. Слабое, одинокое, загнанное существо на провисшей узкой кровати. Что может быть жалостливей этого зрелища?
Ночью Лоре приснился Шинер. У него
– 2 -
Штефан вернулся из главной лаборатории к себе в комнату на третьем этаже; его тошнило от увиденного. Он сел за стол и закрыл лицо руками, его трясло от злости, отвращения и страха.
Этот рыжий ублюдок Вилли Шинер мог когда угодно изнасиловать Лору, избить ее до полусмерти, превратить в неизлечимую калеку. И это не предположение, это станет реальностью, если Штефан не предпримет необходимых мер. Он уже представлял себе последствия: Лора с синяками на лице, распухшими изуродованными губами. Самым ужасным были ее глаза, равнодушные, почти мертвые, глаза ребенка, который никогда больше не узнает радости и надежды.
Холодный дождь барабанил по окнам комнаты, и этот громкий звук эхом отдавался у него в груди, будто страшные вещи, свидетелем которых он был, опустошили его до дна, оставив одну оболочку.
Он спас Лору от наркомана в магазине отца, и вот на ее пути встал еще один – педофил. Опыты в Институте научили его, что изменить будущее не всегда просто. Судьба противилась нарушению установленной схемы. Возможно, Штефан не мог предотвратить насилие и разрушение Лориной психики; возможно, это было запланированной частью ее жизни и должно рано или поздно случиться. Возможно, он не способен спасти ее от Вилли Шинера, а если он остановит Шинера, в жизни Лоры может появиться еще один насильник. Но не следует отступать.
Он вспомнил полумертвые тусклые глаза…
Семьдесят шесть детей жили в приюте Макилрой, все не старше двенадцати лет; как только им исполнялось тринадцать, их переводили в приют Касвелл-Холл в Анахейме. В отделанной дубом столовой можно было разместить только сорок человек, и детей кормили в две смены. Лора ела во вторую смену, вместе с сестрами Аккерсон.
Стоя в кафетерии в очереди между Тельмой и Рут в первое утро своего пребывания в приюте, Лора увидела, что Вилли Шинер является одним из четырех раздатчиков пищи. Лора двигалась вперед вместе с очередью, и Угорь не спускал с нее глаз, не обращая внимания на тех, кого он обслуживал.
– Не вздумай показать ему, что боишься, – шепнула Тельма.
Лора попыталась твердо выдержать вызывающий взгляд Шинера, но первой опустила глаза.
Когда она дошла до него, он сказал: «Доброе утро, Лора» – и положил ей на поднос сладкую булочку, которую приберег для нее. Булочка была раза в два больше других и щедро украшена цукатами и глазурью.
Во вторник, на третий день пребывания Лоры в приюте, ей пришлось выдержать разговор с миссис Боумен в ее кабинете на первом этаже на тему «Как ты тут привыкаешь». Этта Боумен была толстой женщиной, носившей уродливые цветастые платья. Она уснащала свою речь штампами и прописными истинами с той самой лживой интонацией, которую идеально передразнивала Тельма, она задавала множество вопросов, не ожидая на них правдивых ответов. Лора врала, что ей нравится в приюте, и миссис Боумен была в восторге.